


Я уверена, что простые люди, неучёные, живут счастливее.
Г-жа Гурмыжская
А.Н.Островский, «Лес».
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Данте Алигьери
«Божественная комедия»
Когда в кругу убийственных забот
Нам все мерзит – и жизнь, как камней груда,
Лежит на нас, – вдруг, знает Бог откуда,
Нам на душу отрадное дохнет,
Минувшим нас обвеет и обнимет
И страшный груз минутно приподнимет.
Так иногда, осеннею порой,
Когда поля уж пусты, рощи голы,
Бледнее небо, пасмурнее долы,
Вдруг ветр подует, теплый и сырой,
Опавший лист погонит пред собою.
И душу нам обдаст как бы весною…
Ф.И.Тютчев
А.С.Пушкин, «Евгений Онегин»
К XIX – XX веку Лес в литературе теряет символизм пограничного мира и чего-то непременно страшного и неизведанного. Он превращается в фон, декорацию, для отображения настроений или времени года, с одной стороны, либо инструмент бизнеса. Это своего рода очередной вираж во времени, так как в античном сознании «лес» понимается в сугубо практическом проявлении – как дрова. Потому в одной из римских пословиц «лес» – это то, что мгновенно исчезает: momento fit cinis, diu silva. Эта «раздвоенность» лежит на поверхности смыслов уже упоминавшейся пьесы «Лес».
Но позже, происходит возрождение символизма леса в фантастических произведениях Г.Уэллса, К. Саймака, А. и Б. Стругацких, К.Булычева. Это действующий, и зачастую практически главный герой в произведениях фэнтэзи. Лес в произведениях Толкиена – место инициации и один из главных героев. Запретный лес возле Хогвардса – не является частью школы, по заявлению кентавров «не принадлежит людям» (кстати, Тузик Стругацких из «Улитки на склоне» тоже так считает), это место испытаний и перерождений. Именно там в момент убийства Гарри Поттера Волан-де-Мортом теряется Воскрешающий камень – артефакт и символ бессмертия в сказочном романе.
Бредбери в «И грянул гром» создаёт лес, которому определяет прообраз первоматерии, награждает его свойствами отправной точки вариативности событий. Это узел, точка выхода параллельных пространств во вселенную. Первичный бульон, в котором зародилась жизнь. Ещё Аристотель в «Метафизике» определяет словом «лес» (ὕλη) как первоначало всего. Латинский аналог греческому понятию materia принадлежит Цицерону, который в «Учении академиков» мыслит физику как сложение двух начал – «движущей силы (effectio) и материи, создаваемой этой движущей силой».
В мифологии и сказках лес ассоциировался с женским началом. В славянской мифологии сердцем такого леса была женщина, упомянутая в самом начале Баба-Яга, которая выступала хозяйкой лесного пространства, хранительницей входа в мир мёртвых, а также проводником героя в загробный мир. Но в её образе воплощены не только положительные, но и отрицательные черты, ведь именно Баба-Яга исполняла роль жрицы при осуществлении обряда инициации или же устраивала испытания для героя на право пройти в иной мир. Как отмечает В.Я.Пропп, Баба-Яга наделена всеми признаками материнства, но, тем не менее, «она не знает брачной жизни. Она всегда старуха, причем старуха безмужняя… Яга представляет стадию, когда плодородие мыслилось через женщину без участия мужчин… Являясь олицетворением пола, она не живет жизнью пола. Она уже только мать, но не супруга ни в настоящем, ни в прошлом». Она принимает роль человека, ищущего с одной стороны, и хранителя истоков – с другой. Живя во тьме непролазной чащи, она хранитель огня – единственного источника Света, она же и способна в любой момент преодолеть тьму, вырвавшись за пределы верхушек деревьев на своей ступе навстречу Солнцу.
Герой «Улитки на склоне» – Перец – лингвист, филолог, который мечтает попасть в лес, ещё ни разу не побывав в лесу, он уже любит его, превозносит, надеется постичь его природу. Один из работников Управления пытается предостеречь Переца: «Тебе туда нельзя, Перчик. Туда можно только людям, которые никогда о лесе не думали. Которым на лес всегда было наплевать. А ты слишком близко принимаешь его к сердцу. Лес для тебя опасен, потому что он тебя обманет». Когда, наконец, сбывается мечта героя, и он попадает в лес, видит его жизнь, со всеми чуждыми человеку законами и процессами, он не понимает его. Лес так и остаётся для Переца загадкой, его мучает тоска по пониманию, ведь «увидеть и не понять – это все равно, что придумать». После он скажет: «Я здесь побыл, я ничего не понял, я ничего не нашел из того, что хотел найти, но теперь я точно знаю, что никогда ничего не пойму… Между мной и лесом нет ничего общего». Он становится алхимиком, не нашедшем философского камня, или вовсе сошедшем сума на половине процесса Великого делания. Познать лес пытается и биолог Кандид. Его коллеги относились к нему как к человеку, который знает о лесе всё. Но, попав в лес по трагической случайности и потеряв память, он понимает, что столкнулся с чем-то раннее ему неизвестным. Только лишь проведя много времени в лесу и пройдя различные испытания, он постепенно приходит к пониманию его законов и происходящих процессов, которые вызывают у него омерзение и ненависть.
В повести никто кроме Переца и Кандида не заинтересован в познании сущности леса. Поэтому они и не приходят и искомому результату – парку (саду). То есть Лес вбирает в себя и сущность тёмного неизведанного пространства, похожего на камеру размышлений, требующую полной погружённости, вовлечённости в процесс поиска смыслов и отстранённости от внешнего мира.
Лес – своеобразная противоположность саду. Считается, что Герметический Сад символизирует работу алхимика. Как садовник работает на земле, выращивая цветы, так алхимик работает над материей, меняющей свои цвета. Алхимический Сад также соотносится с земным раем. Метафорически Герметическим Садом называется собрание мудрых изречений или текстов алхимиков. Герметическая мудрость обеспечивает алхимика мистическим Светом, который предстает в его воображении в виде прекрасной Розы. Эта Роза – алхимический образ Философского Камня. Сад – символ Великого делания, Лес – его противоположность – дикое необработанное и не сформированное сознание. Именно этим смыслом, в том числе, наделяется лес в одноимённой пьесе Островского. Лес – это форма ландшафта, чаще удалённая от города, развития и прогресса, становится символом провинциальной темноты и душевной одичалости. Отчасти шагом назад в язычества из предполагаемого Света Христианства.
Антитезой леса, как вместилища хаотических природных сил, в сказке выступает сад. В мировой культуре сады насаждались в бытовых, эстетических и религиозных целях. Сад – возделанное человеком пространство, часть подчиненной человеку природы. По словам Е.М.Неёлова, сад – это освоенный лес, своеобразное воплощение идеи вечного блаженства, гармонии, красоты и изобилия. Он оказывается как бы зеркальным отражением леса, а сопоставления, характерные для леса, присущи и саду, но уже с противоположным значением.
Лес от Сада отличает и то, что в сердце леса неизменно стоит дом, который домом и не является – избушка на курьих ножках, развалина с острова Моро, пряничный домик, домик семи гномов или семи богатырей. Или вполне реальный охотничий домик в центре Оленьего парка в Версале. Это место испытаний, мираж, призрак, антидом. Сад же – он сам является домом. И его сердце – не призрачный дом – символ материального, бытового, приземлённого, а конечная цель. В раю – древо познания и древо бессмертия. У Данте путешествие в аду начинается в лесу, а заканчивается райским садом. Данте увидел в «лесе» символ грехов, обступающих человека со всех сторон. Ту самую приземлённую тёмную сторону человеческой души.
Лес – символ Прошлого, а благоухающий сад – символ Будущего. Эту идею Стругацкие озвучивают напрямую – «… извлечь из леса роскошный парк, как скульптор извлекает статую из глыбы мрамора. Чтобы потом этот парк стричь. Из года в год. Не давать ему снова стать лесом». Отсюда также лес – это объект бездействия, а сад – итог долгого упорного труда, результат которого зачастую увидит не тот, кто его закладывал, а только следующие поколения. У Дауге, одного из исследователей Венеры: «… превращать любое место, куда ступит его нога, в цветущий сад. И если мы не доживем до садов на Венере, то уж наши дети доживут обязательно».
С другой стороны – заброшенный сад начинает принимать очертания дикого леса, плоды его мельчают, а к подножью деревьев пробивается всё меньше Света. Не это ли символ ценности неутолимого труда до последнего вздоха? Не упустить и не уничтожить свой сад.
Лес сопоставляется с народом в сборнике сказок Н.Е. Ончукова: «У царя народу как темного лесу». Узость и «тёмность» мышления не только крестьян, но и господ в пьесе Островского «Лес» отпугивает их от пути познания, создаёт им мираж счастья в мире без поиска знаний. Продавая кусок леса около города, госпожа Гурмыжская проходит точку невозврата, уходя в глубь тьмы и выбирая металл денег. В разговоре Несчастливцева с лакеем Гурмыжской Карпом обнаруживается еще одно значение «леса»: «Какая наша жизнь, сударь! Живем в лесу, молимся пенью, да и то с ленью». «Лес» символизирует непроходимую дремучесть текущей здесь человеческой жизни.
Тут стоит вспомнить Чеховский «Вишнёвый сад». Проданный лес Островского, вырубленные вишни – потеря корней, опоры, обездоленность, потеря будущего, мечт и устремлений. И не важно, что большинство из нас блуждает, чаще всего, ещё в очень тёмном лесу, а некоторым из нас удалось сделать красивые просеки и сформировать кроны. Главное, иметь смелость пойти на испытания, войти в чащу, стремиться найти, трудится и обрабатывать лес, формируя свой Сад.
Dixi
Камалов Р. М. Лес как символ и мифопоэтический образ //Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – 2012. – №. 4-1. – С. 60-64.
Кибалка Е. Н. Сказочный образ леса в научной фантастике (на материале произведений К. Саймака, А. и Б. Стругацких, К. Булычева). – 2009.
Едошина И. А. Культурфилософия леса в одноименной пьесе АН Островского //Соловьевские исследования. – 2021. – №. 2 (70). – С. 143-159.
Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В.Я.Проппа.) – М.: Лабиринт, 1998. – 512 с.
Неёлов Е.М. Волшебно-сказочные корни научной фантастики: Моногр. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. – 200 с.