На протяжении десяти лет после Вильгельмсбадского конвента принятый им новый масонский устав должен был, по идее, рассылаться в провинции Ордена для дальнейшего копирования и распространения между ложами той или иной страны, как того требовали провозглашенные Виллермозом принципы «всеобщего масонского исправления» [16, C. 212]. Однако даже во владениях сиятельных покровителей нового послушания эта процедура фактически не осуществлялась. Ж.-Б. Виллермоз в своем письме Карлу Гессенскому 10 сентября 1810 г. так описывает период становления своего устава: «Мне не известно, выдавали ли эти символические ритуалы в капитулы Германии и приняли ли их там; только некоторое время спустя я узнал, что [они] продемонстрировали мало желания принять ритуалы…» [20, С. 53]. В России, согласно письму Н.И. Новикова – А.А. Ржевскому от 14 февраля 1783 г., был получен нравственный устав, принятый участниками конвента, копии переписки между председателем конвента и руководством шведского тамплиерского послушания и регламент символической ложи для зачтения в первой степени [6, С. 24]². Во Франции были учреждены орденские коллегия и капитул в Лионе и проведен ряд встреч с руководством Великого Востока Франции по вопросам принятия нового устава, однако, без передачи ритуальных или даже регулирующих текстов [22, С. 165].
Имеющиеся данные не позволяют предполагать, что ситуация развивалась активнее в других странах Европы, и причина этого поясняется самим Виллермозом в том же письме Карлу Гессенскому: «Работа по написанию Четвертого градуса Шотландского Мастера, которая была почти завершена, в силу чрезвычайных обстоятельств была приостановлена в 1789 г. <…> Комиссия, ответственная за эту работу, была распущена и доверила мне все необходимое для завершения работы… Двадцать лет прошло с тех пор, и дела не сдвинулись с мертвой точки, но в прошлом году, после перенесенной мной тяжкой болезни… я все же взял на себя смелость доделать начатое. Оставалось только связать между собой разные части ритуала и закончить изъяснения табелей и наставления этой степени. Этот ритуал был выдан Воссоединенным Ложам во Франции в конце 1809 г., и повсеместно его принимали с огромным удовлетворением. Мне остается только сожалеть о том, что нехватка копиистов все еще не позволяет мне переслать его всем масонским организациям, которые хотели бы его иметь у себя» [20, С. 56].
Таким образом, редакция «Брауншвейгского Устава» была завершена только в 1809 г. Несмотря на то, что несколько лож, в частности, в России, в период с 1783 по 1785 гг. определенно причисляли себя к работающим в рамках «нового масонства» и даже руководствовались в своей работе довольно редким и мало цитировавшимся «Вильгельмсбадским уставом» [1, С. 223], совершенно ясно, что их представления о ритуальных практиках Исправленного Шотландского Устава были слабыми, отрывочными и не оказали существенного влияния на обычный ход масонских работ, которые продолжали вестись по староанглийской системе символических градусов с добавлением четвертой степени Шотландского Мастера. Это, конечно, ничуть не противоречило структуре ИШУ, но серьезно расходилось с его внутренней сутью.
Т.О. Соколовская мимоходом упоминает в своем повествовании о Вильгельмсбадском конвенте, что на нем был принят в качестве основного «широко распространенный во Франции ритуал Виллермоза» [10, С. 196]. К сожалению, необходимо признать это утверждение недостаточно обоснованным, поскольку реестр послушания Ордена Рыцарей-Благодетелей, приводимый А. Жоли, содержит на 1780 г. – 16 офицеров, 15 братьев без званий и 13 аффилянтов, а на 1782 г. – тех же и 11 новых членов [16, С. 125]. Как и в России, во Франции – с 1774 г., а в других странах – с 1782 г. определенные масонские группы могли принимать «вильгельмсбадские акты» в качестве нравственного учения или как основу для внутреннего духовного устройства своих организаций. Однако это далеко не обязательно означало принятие во всей совокупности утвержденной этим конвентом ритуальной системы – Исправленного Шотландского Устава.
Например, пост-вильгельмсбадская история Устава в германских землях исчерпывается кратким, хотя и внутренне противоречивым наблюдением Г. Шустера: «Принятые конвентом… так называемые франкмасонские правила вполне отвечали тогдашним воззрениям нравственной философии и обязывали братьев верить в учение Иисуса Христа и безусловно повиноваться высшим… Новая система оказалась неудовлетворительной во всех отношениях и вскоре утонула в реке забвения» [13, С. 59]. Известно, что в ноябре 1783 г. ложа «Трех Глобусов» в Берлине отказалась подчиняться Фердинанду Брауншвейгскому и во главе со своим великим мастером И.-Х. Вёльнером – руководителем Ордена Злато-Розового Креста – провозгласила себя независимой ложей-матерью, основательницей нового послушания [1, С. 103].
В любом случае, по словам Виллермоза, его Устав «в 1792 г. довольно быстро пришел в упадок в связи с событиями, происходившими в политической сфере, и в следующем, 1793 г. падение его завершилось смертью или рассеянием самых выдающихся его членов. Полное прекращение всех работ и закрытие большинства лож и капитулов закончилось к 1794 г.» [20, С. 52].
В России же масонская ситуация 80-х годов XVIII в. характеризовалась практически полным доминированием шведской системы Строгого Послушания, сплоченной и внутренне когерентной, активно противостоявшей так называемой «елагинской системе», основанной на английских классических ритуалах, однако подверженной постоянному влиянию извне вследствие извечного поиска российскими вольными каменщиками «высших степеней» и «истинного духовного масонства» [7, С. 44]. Поэтому ложами «елагинского» толка были восприняты и впитаны появившиеся в разное время «шотландские» («экосские») степени, ритуальные системы Мелиссино, Фесслера, Шредера, Циннендорфа и др.
Не в последнюю очередь этими устремлениями характеризовались московские масоны. Не случайно именно с московским кружком масонов, традиционно именующимся «новиковским», по имени его самого влиятельного во всех отношениях члена, выдающегося русского просветителя Н.И. Новикова, связано большинство попыток русских масонов найти некое внутреннее духовное, бесспорно христианское учение, по их предположениям коренившееся в истоках масонства как исторического феномена [5, С. 13-15]. Закономерен был интерес Н.И. Новикова и его друзей и последователей к эзотерическому христианству Я. Бёме, духовидческим сочинениям Э. Сведенборга, опытам Месмера и в особенности — к сочинениям французского мистика Луи-Клода де Сен-Мартена. Так, «…название мартинистов присоединялось к масонам новиковского круга, вероятно, потому, что книга Сен-Мартена [«О заблуждениях и истине»] пользовалась у них авторитетом… хотя в 80-х годах их… нельзя было называть мартинистами» [7, С. 193]. Следует добавить, что в исследуемый период название «мартинистов» распространялось в основном на приверженцев М. Паскуаллиса – Избранных Коэнов, после отъезда и смерти основателя управлявшихся Ж.-Б. Виллермозом, в то время как «Неведомый Философ» Л.-К. де Сен-Мартен начал принимать учеников и вести какую-либо посвятительную работу только в 1788 г. [18, С. 59]. В то же время, по мнению видного историка русского масонства Ю.Е. Кондакова, наименование «мартинистов» «пристало» к новиковскому кружку именно по причине широко известной в масонском мире связи между уставом Виллермоза и уставом Избранных Коэнов М. Паскуаллиса.
«На Вильгельмсбадском конвенте Россия признана и объявлена была VIII-й особой провинцией ордена, подчиненной только одному гроссмейстеру ордена, — пишет А.Н. Пыпин, — но это приобретение, заслуга которого принадлежала московским масонам, не столько их радовала, сколько розенкрейцерство, которое они случайно при этом отыскали» [7, С. 296].
На протяжении 70-х годов XVIII в. наиболее раздражающим фактором русской масонской истории было фактически тотальное преобладание в главном масонском центре Российской империи – Петербурге – шведской масонской системы, варианта рыцарского Строгого Послушания, которое имело централизованное руководство и подчинялось герцогу Карлу Зюдерманландскому [11, C. 108]. Официально зависимое положение русского масонства вызывало как ожесточенные внутренние споры в ложах, так и определенные трения с правительством. Поэтому своей первоочередной задачей многие лидеры российского масонства считали самоопределение российского братства. Контакты с вновь избранным «великим мастером всемирного масонства» Фердинандом Брауншвейгским поддерживались несколькими русскими масонами (И.Г. Шварц, Н.И. Новиков, Н.Н. Трубецкой, В.Н. Зиновьев [1, C. 122]), однако именно Шварц привез из своей заграничной поездки 1781-1782 гг. «акты» о присоединении России к масонскому ордену на правах отдельной VIII провинции по решению Вильгельмсбадского конвента. На сам конвент, к слову, представители России допущены не были, и там их интересы представлял сам великий мастер – герцог Брауншвейгский [1, C. 105; 10, C. 213]. Ключевым же моментом в поездке Шварца стало получение им ритуалов и регламентов для учреждения в России Ордена Злато-Розового Креста – мистической организации эзотерического масонства, в которой и он, и его братья из «сциентифической» ложи «Гармония» [1, C. 101], в частности, Н.И. Новиков, видели то самое «истинное духовное христианство», которого искали долгое время.
Таким образом, по возвращении И.Г. Шварц привез в Россию официальный документ о независимости национального масонства и новый устав, отвечающий чаяниям искателей масонского Света в России. Важнейшим для понимания последующих событий аспектом является то, что это были разные варианты масонства.
Теоретически Россия в качестве отдельной орденской провинции должна была работать по вновь учрежденному Уставу Виллермоза, которому соответствовали и Вильгельмсбадский масонский регламент, и приказы герцога Брауншвейгского об учреждении провинциальной Директории. Однако восприняв административную структуру нового масонства, круг Шварца и Новикова с невероятной энергией принялся за учреждение и развитие «теоретического градуса», преддверия Ордена Злато-Розового Креста, который достаточно подробно изучен авторами трудов по истории российского масонства. «Рука Божия, — писал Н.И. Новиков, — препровождая наших депутатов… по внутреннему Ордену, довела их до чистейшего и ничем не помраченного источника, единого, где истина без иероглифов в сиянии своем блистает» [6, C. 36].
После спада первой эйфории по поводу получения русскими масонами независимости «Брауншвейгский устав» на протяжении всего 1782 г. не применялся для работ в ложах Москвы, а до Петербурга не дошел вовсе. Известно, что ритуалы первых трех символических степеней и степени Шотландского Мастера на тот момент представляли собой разрозненные отрывки, а ритуалы высших степеней и вовсе не были переданы в Россию [3, C. 275]. Только в 1787 г. И.П. Тургенев утверждал, что имеет на руках «акты 6-го и 7-го брауншвейгских градусов», и при этом данные о его посвящении в эти степени отсутствуют, да и практически оно было бы совершенно бесполезно, поскольку в то время московские ложи высших степеней уже находились во сне (силануме) и работ не проводили [1, C. 114].
Формально устав Виллермоза был принят для ведения работ двумя московскими «капителями», преобразованными из материнских лож «Коронованного знамени» («Трех коронованных знамен») и «Латоны», а также подчиненными им четырьмя ложами [5, C. 48]. Назначены были многочисленные чиновники Директории, будущей петербургской префектуры и отдельных капитулов, из чего можно сделать вывод о том, что на период пересмотра ритуалов и завершения реформ эти лица были признаны в своих «шведских» рыцарских степенях. Место провинциального Великого мастера было многозначительно оставлено вакантным, что ряд исследователей справедливо приписывают планам московских масонов по привлечению к своей деятельности наследника престола [1, C. 98; 10, C. 69]. Однако ни в следующем, ни в последующие годы практически ничего не делалось для развития этого масонского направления, в то время как практически все силы новиковского круга были нацелены на насаждение в Москве и Петербурге розенкрейцерства в виде «теоретического градуса». С другой стороны, в Петербурге крепла обновленная «елагинская система», обзаведшаяся собственными высшими степенями и учредившая капитул на основе английских степеней в версии Королевской Йоркской ложи. Вскоре для руководства VIII провинции стало очевидно, что соглашение с петербургскими масонами недостижимо, и они практически полностью сконцентрировались на работе в розенкрейцерских степенях, время от времени возвращаясь к временам Вильгельмсбадского конвента для того лишь, чтобы подчеркнуть независимость российского послушания.
«Герцогу [Брауншвейгскому] мы, и я в том числе, присяги не делали, — писал И.П. Тургенев, — да и связь сию не уважали… а держались связи Вёльнеровской, считая ее полезною и удаленною от политических видов» [1, C. 103]. А.А. Прозоровский доносил Екатерине II: «Вёльнеров же круг… разных систем с кругом герцога Брауншвейгского, и между собой не в согласии» [там же].
Уже в 1783 г. Н.Н. Трубецкой писал А.А. Ржевскому: «Мы не думаем по брауншвейгскому ритуелю работать, а будем работать в четвертом градусе по тому ритуелю, который тебе сообщим» [1, С. 104]. Сообщен был в конечном итоге «юниоратский» ритуал Ордена Злато-Розового Креста, о чем можно судить по письму Н.И. Новикова тому же корреспонденту от 6 мая 1784 г., где последнему вменяется в обязанности работать в своей префектуре по «теоретическому градусу соломоновых наук» [6, С. 30].
Единственным примером работы по ИШУ вне Москвы является случай ложи «Северная Звезда» в Вологде, которая изъявила в 1783 г. работать по системе «благотворных рыцарей». В течение первых полугода после дарования ей патента на работы никакой деятельности ложа не предпринимала, затем, после инструкционного визита И.А. Поздеева, представила в Директорию VIII провинции свой список и обещание отстроить собственное помещение, но еще через месяц Поздеев писал П.Г. Беляеву: «Они выпросили акты из нашей провинции, и как увидели, что работы не очень легки, то бросили и разошлись» [3, С. 224]. Далее работы ложи велись исключительно во время посещений Вологды московскими чиновниками, в 1786 г. из Москвы им наконец были присланы ритуалы для работ в первых трех степенях [3, С. 228], но никаких данных о проведении работ в Москву не поступало, а уже с 12 апреля 1791 г. работы в Вологде ведет «кружок теоретического градуса» [7, С. 313], а о работах ложи ИШУ более нет никаких документов.
Кроме ложи «Трех Знамен» П.А. Татищева, работы в ИШУ вообще вряд ли велись где бы то ни было еще. Не успевшие успокоиться после разрыва отношений зависимости с герцогом Зюдерманландским русские вольные каменщики выдвигали в адрес новоучрежденной VIII провинции обвинения в переходе в подчинение герцога Брауншвейгского вместо обретения подлинной независимости (активнее других – московская ложа «Постоянство» [3, С. 229]).
После «дела Новикова» и разгрома московских «мартинистов» последовал запрет на работы масонских лож, и любая, пусть и совершенно формальная, деятельность Директории ИШУ приостановилась. После возобновления масонских собраний в 1801-1802 гг. работы велись исключительно в иоанновских, символических степенях, но уже в 1806-1809 гг. российское масонство стало полем столкновения как старых (немецко-розенкрейцерская и шведско-тамплиерская), так и новых (авиньонская, клермонская, клирикальная) масонских систем [19, C. 9], и «Брауншвейгский устав» был совершенно всеми забыт [11, С. 43-47]. Не вспоминали о нем о неотамплиеры новейшего времени, в то время как идеологические, но не ритуальные его элементы были известны российским мартинистам, которые и сохранили хотя бы часть связанных с ним документов [3, С. 8, предисл.].
Таким образом, со всей определенностью можно утверждать, что в России XVIII в. Исправленный Шотландский Устав был внедрен скорее как новое масонское послушание, чем как масонский устав. Действительно, в нем наличествовала административная структура и был прописан свод общих нравственных принципов, однако устав не обладал ни разработанной системой посвятительных ритуалов, ни идеологическим наполнением для них, ни даже инициатической полнотой, по сути, являясь лишь зонтичной структурой, обеспечивавшей политическое прикрытие для старых тамплиерских и новых розенкрейцерских масонских степеней.
Общую историю Исправленного Шотландского Устава после 1789 г. можно представить в виде прерывающегося вектора. На протяжении 200 лет, прошедших с момента его основания, устав временами будто совершенно исчезает с лица земли и изучается лишь теми редкими светскими или масонскими исследователями, кто берет на себя труд изучение и архивирование отмерших масонских и иных оккультных ритуалов, например, Коллегией Уставов при Верховном совете Южной юрисдикции Шотландского Устава США, или Институтом Елеазара в Париже. Однако с определенной регулярностью, приблизительно раз в полвека, в мире наблюдается всплеск интереса к традиции Ж.-Б. Виллермоза, который всякий раз объясняется различными причинами.
В силу обстоятельств, о которых говорилось выше, Виллермоз во время Французской революции и позднее был не в состоянии поддерживать работу своего ордена и координировать управление им. Более того, вряд ли можно говорить о том, что в ордене кто-либо еще вел активную работу, кроме Виллермоза и ближайшего круга его друзей. В 1806 г. Себастьян де лас Касас, великий мастер Ордена Избранных Коэнов (и одновременно с этим покровитель Общества Филалетов), и Бакон де Шеваллери, друг Виллермоза, руководитель Исправленного Шотландского Устава (и одновременно с этим великий офицер Великого Востока Франции), попробовали инкорпорировать управляемые ими ордена в структуру последнего – крупнейшего из французских масонских послушаний, но получили отказ [19, C. 28]. Орден Избранных Коэнов в своей автономной масонской форме прекратил существование, оставшись лишь в структуре мартинистского посвящения. А высшую орденскую власть ИШУ Шеваллери сумел передать в Великую коллегию Бургундии, которая, в свою очередь, немедленно передала ее в Швейцарию [22, C. 266].
Учрежденный на Вильгельмсбадском конвенте Верховный капитул Женевы принял на себя высшее руководство всем орденом, и в 1830 г. его руководитель Жозеф-Антуан Понт писал, что принимает титул «верховного инспектора всех подразделений ордена, поскольку французская ветвь не подает признаков жизни и поступили сведения о прекращении деятельности Митропольной коллегии в Лионе». Тогда же за женевской ветвью ордена закрепилось название «Великий Приорат Гельвеции», под которым она известна до сих пор. Вдова Ж.-А. Понта в 1893 г. передала руководству Приората Гельвеции все архивы, уложения, патенты и прочую документацию ордена. Примечательно, что тогда же, по согласованию между сторонами, значительная часть содержавшихся в «архиве Виллермоза» документов, относившихся к лионскому храму Избранных Коэнов М. Паскуаллиса, была передана Папюсу и Ж. Брико для использования в работах Ордена Мартинистов [22, C. 287].
Это событие имеет особое значение для последующей истории Исправленного Шотландского Устава, поскольку именно тогда наметились два пути преемственности традиции Ж.-Б. Виллермоза, которые, пересекаясь в различные исторические периоды, тем не менее, шли параллельно и независимо один от другого. Стараниями Папюса и в особенности Ж. Брико наставления и частично — ритуалы степеней ИШУ были инкорпорированы в высшие степени Ордена Мартинистов и практически всех его последующих изводов. Таким образом преемственность ИШУ продолжала существовать во Франции и — в лице отдельных посвященных — в Германии и России.
В чисто масонском же виде ИШУ прозябал в Швейцарии практически в полном забвении, которое было нарушено только один раз. В 1903 г., энергичный исследователь тайной традиции в масонстве и автор монографии о Л.-К. де Сен-Мартене Артур Эдвард Уэйт, который являлся также основателем собственного розенкрейцерского ордена и членом Societas Rosicruciana in Anglia, настоял на своем приеме в швейцарский орден ИШУ и учреждении его филиала в Англии. Уэйт видел в ИШУ наследие той самой «тайной традиции», которая «представляет собой знание, дошедшее до нас с незапамятных времен, о Пути возвращения человека туда, откуда он пришел, посредством особого метода ведения внутренней жизни». Приняв посвящение в высшие степени Устава, Уэйт в 1905 г. получил патент на право возглавлять его организацию в Англии. Объективно оценивая окружающие реалии, он писал: «Если я закреплю за собой устав Святого Града, может быть, начнутся трения с Английским Советом Уставов… Но если какая-то связь на основе разумного modus vivendi и при этом соответствующая моим целям не будет создана, я напугаю Великий Совет слухами о тайном обществе, стоящем за моим уставом, и они будут только рады оставить его в покое» [2, C. 11]. В 1907 г. справедливо предсказанные А. Уэйтом трения с руководством высших степеней в Англии были улажены, и Приорат Англии был учрежден под эгидой SRIA [17, C. 2].
Нужно отметить, что такова судьба ИШУ во всех странах англо-саксонской масонской традиции. Руководство высших тамплиерских масонских степеней как в Великобритании, так и в США, не признает никакие масонские ордена, имеющие тамплиерскую легенду в основе своих церемоний, которые не подчинены высшему руководству той или иной масонской юрисдикции, уже существующей в стране. Так, второй английский приорат ИШУ был учрежден независимо от уже существовавшего приората Уэйта в 1937 г. под эгидой Великого капитула Рыцарей Храма Англии и Уэльса. Справедливы умозаключения ряда исследователей о том, что, предвидя приближение всеевропейского кризиса и мировой войны, руководство швейцарского материнского приората было озабочено выживанием традиции Ж.-Б. Виллермоза в условиях возможной оккупации Швейцарии. Практически одновременно с английским патентом им также были выданы патенты на учреждение приоратов Устава в США (1934) и Франции (1935), причем, последнее событие — основание Великого Приората Галлии — прошло в особо торжественной обстановке и было провозглашено символическим и ритуальным возвращением Устава Виллермоза на родину [17, C. 3]. Параллельно с этим ИШУ продолжал непрерывно, хотя, с масонской точки зрения, и незаконно, существовать и практиковаться не менее чем в трех мартинистских орденах, образовавшихся после смерти Папюса в Европе и выбравших церемониальную форму работы (в отличие от чисто медитативного пути, обычно называющегося «Путем Сердца Л.-К. де Сен-Мартена»). Ни в масонской, ни в мартинистской среде этот Устав никогда не принадлежал к мейнстриму, будучи ограничен как формальными административными требованиями о фиксированном количестве членов, так и принадлежностью исключительно к высшим уровням посвящения. Все это естественным путем сокращало число членов и популярность Устава [14, C. 22].
После II Мировой войны ИШУ испытал еще один всплеск популярности, которому обязан французским мартинистам и швейцарским эзотероведам. Невероятно плодовитый выдающийся исследователь оккультизма, член, руководитель и основатель многих эзотерических организаций в послевоенной Франции Робер Амбелен приложил немало усилий к исследованию символического и философского учения ИШУ, а его авторитет способствовал распространению знаний об этом Уставе в послевоенной Европе. В Швейцарии в масонской ветви Исправленного Шотландского Устава состояли основоположники современного научного эзотероведения как академической дисциплины Антуан Фэвр, Жильбер Дюран и Анри Корбен, участники «Эраноса» и основатели «Университета Св. Иоанна Иерусалимского», которые также немало способствовали популяризации Устава и исследованию христианско-эзотерической традиции в масонстве в целом [12, C. 10]. Именно ростом известности ИШУ в мире эзотерических организаций, а также количества публикаций о нем в прессе, можно объяснить третий всплеск практической деятельности этого послушания, ознаменовавшийся образованием великих приоратов Бельгии (1986), Испании (1997), Португалии (1998) и Италии (1998). В течение последующих пяти лет, отчасти вследствие сложности масонского пейзажа во Франции и Бельгии, были образованы Независимый Великий Приорат Франции и отдельные великие приораты Бургундии, Фландрии и Окситании. В 2011 г. под эгидой Великого Стана Рыцарей Храма США был учрежден второй Великий Приорат в этой стране [17, C. 6].
В России интерес к современным изводам Исправленного Шотландского Устава стабильно проявляли, начиная с 2006 г., представители различных масонских юрисдикций, состоявшие также в нескольких орденах мартинистов. К 2009 г. ими были налажены постоянные связи с руководством послушаний ИШУ во Франции, и уже существуют договоренности о постепенном развитии в нашей стране обоих ныне существующих в мире путей преемственности традиции Ж.-Б. Виллермоза — как в рамках высших степеней мартинистских орденов, так и в виде создания самостоятельной масонской структуры Исправленного Шотландского Устава по патенту законного великого приората. Таким образом, после 230-летнего перерыва существует вероятность того, что эта заслуживающая уважения традиция христианского эзотеризма все же получит признание на территории нашей страны и укоренится в ней, чтобы в будущем использоваться российскими искателями эзотерической Истины в качестве одного из путей духовного развития.