Похвалы он продолжил в статье «Масонство и дьяволопоклонство» (Freemasonry and Devil-Worship), вышедшей в том же журнале через неделю, 11 ноября, где книга Уэйта рекомендовалась как «интереснейшая, написанная в критическом и бесстрастном ключе не-масоном, и итогом ее является то, что он провозглашает обвинения лживыми мифами». Оставшись настолько доволен Уэйтом, Яркер вскоре получил возможность познакомиться с ним поближе.
Отзывы на «Дьяволопоклонство во Франции» от не-масонов также были, в основном, положительными1, хотя их авторы и склонялись, в большинстве своем, к мысли, что совершенно незачем брать кузнечную кувалду, чтобы расколоть орех. Между тем интерес общественности к «масонскому сатанизму», и так невысокий, постепенно вообще сошел на нет, так что следующую книгу Уэйта, «Диана Воган и вопрос современного Палладизма» (Diana Vaughan and the Question of Modern Palladism), уже не имело смысла издавать2. Однако это не значит, что нам помешает цитата из нее, где уже отчетливо видны перемены, произошедшие в отношении Уэйта к масонству (С. 121 — 122):
С большим удовлетворением должен заметить, что прием моей книги у масонов опровергает довольно широко распространенное мнение о малом интересе ко всему, что относится к Цеху, со стороны основной массы членов Братства. Говорят даже, что у Братства в Англии нет литературы, поскольку масоны не поддерживают никакие подобные предприятия. Возможно, средний брат — не более серьезный персонаж, чем любой средний человек, и необходимо отметить, что зачастую только носители высших и так называемых диких степеней проявляют к Ордену литературный интерес, но лично у меня нет причин жаловаться на итоги своей первой попытки отстоять их учреждение и заинтересовать им читателей.
Эта перемена во взглядах Уэйта не ускользнула от внимания антимасонов из католического лагеря, которые внезапно обнаружили в нем основную движущую силу всего сатанинского заговора:
Совершенно очевидно, что за последние тридцать лет ведущие английские масонские рыцари в той или иной степени впитали, и в Европе, и в Америке, магическое учение французского мага [Элифаса Леви], и нам не известно ни о ком, кто вложил бы в это больше сил, чем г-н А.Э. Уэйт — в Англии.
А также:
Никто больше него не сделал для пропаганды мистико-магии среди английских оккультистов, входящих и не входящих в масонство3.
Отвлекшись на какое-то время на Диану Воган и связанные с ней обстоятельства, Уэйт затем возвратился в своем литературном труде к более серьезным темам. Чем дальше, тем больше его увлекала философия Луи-Клода де Сен-Мартена, Неведомого Философа (1743 — 1803), и только что возрожденного французским оккультистом Папюсом (д-ром Жераром Анкоссом, 1865 — 1916) Ордена Мартинистов. Он даже написал Яркеру, прося совета, вступить ли ему в Орден Мартинистов. Яркер отозвался с энтузиазмом:
У масонской ветви Ордена Сен-Мартена я встретил запрет на прием не-масонов, и я не сомневаюсь в том, что и вы, и они окажутся в неловком положении. Однако это никоим образом не помешает мне присвоить вам степени этого Ордена, поскольку я сам получил его от не-масона — барона Сурди из Праги. Ритуал состоит из четырех книг, и я прилагаю для вас к письму первую, а от вас в ответ требуется только прислать короткую записку, в которой вы подтверждаете, что будете во всей полноте исполнять об.[язательство] А после этого можете самостоятельно продолжать занятия и формировать не-масонскую ветвь, а когда у вас что-то уже будет, полагаю, вы легко получите у «Папюса» патент на лондонский филиал5.
Уэйт был в восторге. Он отправил Яркеру подтверждение обязательства вместе с изъявлением намерения всячески развивать и популяризировать Орден:
От всего сердца благодарю вас за честь, оказанную мне вами присвоением мне Ордена Сен-Мартена. То, что я не масон, делает эту честь буквально исключительной, а, следовательно, тем выше я ее ценю. Я полностью соглашаюсь исполнять обязательство, предписанное кандидату, а также клянусь никому не сообщать имени своего Посвятителя и никаким образом не делать его достоянием общественности. Я с большим интересом прочел и тщательно переписал Манускрипт, содержащийся в первых двух книгах ритуала, а посему возвращаю их вам. Буду с нетерпением ждать третью. Я надеюсь доказать, что я могу быть полезен, поскольку я точно постараюсь быть активным в распространении Ордена среди исследователей оккультизма, которые не принадлежат к масонам6.
Я с самым искренним удовлетворением узнал, что у вас создалось хорошее мнение о книге. Ничье иное мнение не было бы для меня так важно, поскольку вы вне всякого сомнения знаете совершенно всё и сами предприняли такие огромные усилия в том же направлении.
Папюс предложил ему гораздо более весомую награду за труды, чем просто слова похвалы:
Прошу вас принять мою искреннейшую благодарность за предложение приобрести для меня степень Доктора в Герметической Школе (Ecole Hermetique). Я буду высоко ценить это отличие9.
Настал день, когда мы с Блэкденом начали серьезно задумываться о масонстве и о том, не будет ли способствовать присоединение к самому мощному и всемирному собранию обрядов более глубокому пониманию смысла и символизма Ритуала. Вне всякого сомнения, большое место в наших размышлениях занимал вопрос, какова будет от этого польза для Ордена Золотой Зари (SLT, С. 161).
Мягко говоря, это не вся правда, потому что Уэйту уже было достаточно известно о масонских церемониях и символах, чтобы переработать любые ритуалы для внутреннего пользования в Ордене Золотой Зари, и его следующее утверждение: «я никак не мог не надеяться на встречу в кругах высших степеней, может быть, не в Цехе и не в Арке, по крайней мере, с несколькими людьми нашего образа мысли и наших устремлений, для кого символизм говорил бы на собственном языке, а ритуал открывал бы кладези благодати» (SLT, С. 161), — может способствовать формированию неверного представления о тех масонах, кто уже разделял «его образ мысли» и уже состоял в Ордене Золотой Зари.
Наиболее вероятной причиной, побудившей тогда Уэйта искать приема в масонство, было растущее его убеждение, подпитанное перепиской с Блитцем, в том, что только пройдя цеховые степени и степень Святого Царственного Свода (Королевской Арки), он сможет попасть в те высшие степени, чьих ритуалов он так вожделел. В осуществлении своих планов он попросил помощи у Палмер-Томаса, который «в высшей степени одобрил это намерение, а когда пришло время, подготовил почву и облегчил нам предварительные шаги, а потом присутствовал в качестве посетителя на собрании, где Блэкдена и меня наконец приняли в вольные каменщики — в ложе «Раннимид» (Runymede) в провинции Бакс» (SLT, С. 162). Действительно, 19 сентября 1901 г. в возрасте 43 лет Уэйт был посвящен в ложе «Раннимид» №2430 в Рэйсбери, Бакингемшир.
Уэйт и Блэкден были возвышены в степень Мастера в ложе «Св. Мэрилебон» №1305 от имени и для ложи «Раннимид» 10 февраля 1902 г., и поскольку они не имели знакомых среди членов ни ложи «Раннимид», ни ложи «Св. Мэрилебон», за неимением более подробных данных11, остается заключить, что сделано это было потому, что Палмер-Томас был другом Г.С. Бичинга (G. S. Beeching), который, в свою очередь, являлся одновременно Досточтимым Мастером ложи «Раннимид» и Секретарем ложи «Св. Мэрилебон».
Масонское цеховое посвящение не принесло Уэйту духовного прозрения:
Для меня это был всего необычный новый опыт, по ряду причин, и наверное, более всего потому, что все было настолько шито белыми нитками, что я едва сдерживался, чтобы не подсказывать Досточтимому Мастеру все то, что он говорил мне. Посвящение не стало поэтому для меня ничем, кроме официального пропуска дальше: я с нетерпением ждал последующих степеней (SLT, p. 162).
И братья-масоны ему тоже не очень понравились.
Мне нравится определение масонских братьев как «Братьев Видимости Света»12, потому что оно замечательно отражает то, что их видимое просвещение — всего лишь пшик13.
… да и система административного управления ложей:
Мне прислали Внутренний регламент ложи «Раннимид» с внесенными поправками. Не следует полагать, что они теперь оставят его в покое навсегда, а также я не думаю, что он в меньшей степени лишен всякого смысла, чем любой другой законодательный документ, составленный в ложах и капитулах пустыми сердцами и порожними головами (AMR, 18 марта 1903 г.).
Исполнение офицерских обязанностей его тоже тяготило:
Вчера в ложе «Раннимид» я попал в жуткий переплет. Был день инсталляции нового Мастера, а я успел только на последний поезд, которым мог успеть впритык к началу своей роли, но успел только на ужин. Меня в мое отсутствие назначили Стюардом, что сделало и ужин тоже совершенно невыносимым, а поскольку после него надо было выполнять еще кое-какие обязанности по этой должности, я опоздал и на последний поезд обратно (AMR, 17 июля 1903 г.).
Here am I — my name is Waite,
Rosicrucian up to date,
One hot night I had a dream,
Dreamt I swam in Malted Cream15.
Я А. Уэйт, привет-привет,
Розенкрейцер стал в обед.
Как-то летом видел сон,
Что в пломбир я погружен.
Уэйт тоже писал стихи для ложи «Раннимид», немного потяжелее стилем, и в его «Приветственной оде» (Ode of Welcome) 1909 г. тоже описываются его собственные привычки и питейные обычаи собратьев:
Give me another glass — who do the speaking —
I»ve look»d for Secret Rites from zone to zone;
High grades and orders answer to my seeking,
But there»s no Warrant and Diploma
Which bears the incense sweetness and aroma
Of Runymede»s — my first, my very own!16
Поднимем же бокалы — за кого же?
Искал обрядов тайных я повсюду,
Нашел искомое лишь в высших ложах,
Но в мире нет столь ценного диплома,
Исполненного аромата дома,
Как в «Раннимид» — где принят и пребуду!
Сразу после возвышения в степень Мастера символической ложи Уэйт полностью отдался поиску посвящения в высшие степени. 10 апреля 1902 г. его вместе с Блэкденом приняли в степень Ревнителя Общества Розенкрейцеров Англии (S.R.I.A.) по рекомендации Палмер-Томаса, поддержанной Уэсткоттом, — эти двое просто мечтали заполучить Уэйта в свое общество. Оба новопосвященных розенкрейцера сразу же направили прошения руководству степени Святого Царственного Свода и были 1 мая 1902 г. возвышены в нее в Митропольном капитуле (Metropolitan Chapter) №1507, а чуть позднее на той же неделе их приняли еще и в Рыцари Храма во время освящения новой прецептории «Король Эдуард VII». После этого они решили передохнуть, в частности, потому что Уэйт планировал поездку в Швейцарию, где намеревался пройти посвящение в степени, которых жаждал больше всего на свете. Это были градусы Шотландского и Исправленного Устава (Regime Ecossais et Rectifie), в частности, степень Рыцаря-Благодетеля Святого Града (Chevalier Bienfaisant de la Cite Sainte, C.B.C.S.).
Из переписки с Блитцем Уэйт вынес мнение, что Исправленный Шотландский Устав в большей степени, чем любой другой масонский устав, является носителем ритуальной формы Тайной Традиции, «не только несущей нам весть о том, что душа дана нам свыше и что ей суждено возвратиться к своему Истоку, но и указывающей сам Путь Восхождения» (SLT, p. 164). Теория, гласящая, что все эзотерические практики и традиции: алхимия, иудейская Каббала, легенды о Святом Граале, розенкрейцерство, христианский мистицизм или масонство, — суть тайные пути к опыту прямого и непосредственного Богообщения, многие годы была для Уэйта основным полем научной деятельности. Он был убежден в наличии у символизма всех этих путей единого общего источника и единой общей цели, а также в том, что верное истолкование этих путей приведет к раскрытию сокровенных методов духовного просвещения. В опубликованных работах он практически никогда не объяснял эту свою теорию в деталях, но в «Тайной Традиции в масонстве»19 она раскрыта сравнительно подробно. «Тайная Традиция содержит, в первую очередь, воспоминания об утрате, понесенной человечеством, и, во-вторых, свидетельства возвращения утраченного… хранители традиции держали ее в тайне, для чего специально учреждались Мистерии и создавалась тайная литература» (т. I, С. ix). Сама по себе Тайная Традиция представляет собой «знание, дошедшее до нас с незапамятных времен, о Пути возвращения человека туда, откуда он пришел, посредством особого метода ведения внутренней жизни» (т. II, С. 379). Общим для всех ее форм является свидетельство, «указывающее на а) эоническую природу утраты; б) неизбежность восстановления в конце времен; в) относительно самого утраченного — продолжение и вечность его существования во времени и мире, несмотря на то, что оно сокрыто в глубинах; г) что реже — его неизменное присутствие во плоти непосредственно в досягаемости любого человека» (т. I, С. xi). Для масонства «эти утрата и возвращение носят основополагающий характер, между ними пребывает период отсутствия утраченного, из которого органично вытекает необходимость поиска. Если в какой-либо степени отсутствует, тайно или явно, хотя бы один из этих трех элементов, — она точно не масонская» (т. II, С. 379). Также он верил в то, что правильное понимание Традиции в масонстве позволит ему сконструировать собственные ритуалы, которые приведут всех, кто будет их практиковать, к собственному духовному просветлению.
Поэтому Уэйту было просто необходимо попасть в Исправленный Устав, который представлял собой сокровенную практическую традицию par excellence20, но пока он готовил почву для поездки в Женеву, у него оставалось время собирать и другие ритуалы, а также планировать действия, в 1903 году приведшие его к захвату власти в Ордене Золотой Зари, терзаемом расколами21. Пусть со стороны это и выглядит погоней за властью, в действительности его ненасытная жажда к собирательству различных масонских ритуалов преследовала двойственную цель: свести воедино различные линии того, в чем он видел «масонскую апостольскую преемственность», и, как следствие, выделить из этих ритуалов все главное и непреходящее и свести в отдельный ритуал, который ввести в употребление в своем собственном отдельном ордене. Уэйт никоим образом не планировал вторгаться в епархию Великой Ложи, Великого Капитула, Великого Приората и Верховного Совета22; он приобретал исключительно отмершие или умирающие ритуалы, не признанные и не введенные в обиход в Англии. Он предполагал, что объединит их в так называемом «Тайном Совете Уставов» (Secret Council of Rites), созданном им при поддержке Блэкдена и Палмер-Томаса в доме последнего 2 декабря 1902 г.
Я предложил, чтобы нам самим учредить Тайный Совет Уставов, и это предложение было принято с великой радостью, а также было оговорено, что про этот Совет до поры до времени никому не будет известно. Мы станем по-настоящему оккультным Орденом Неведомых Философов — скрытого типа (Дневник, 2 декабря 1902 г.).
—
