И в том случае, если все эти физические страдания истолковывались посвященным как лишь символы невообразимых страданий, раздирающих бессмертную душу и нематериальный дух, угрызений совести, они несомненно многое теряли в выразительности, потому что любые символы и аллегории недостаточны для человека, который с трудом воспринимает все недоступное его познанию посредством пяти примитивных чувств; мрачный взгляд иерофанта, картины, прочие зримые образы и разыгрываемые представления, погребальные жертвы, увенчивающие священные Мистерии, торжественная тишина святилищ, — все это нисколько не теряло значения и влияния на посвящаемого, если он знал, что это всего лишь символы и аллегории; наоборот, в этом случае, он позволял своему интеллекту управлять чувствами при помощи аналогического сопоставления. 
Также учение Мистерий гласило, что возможность покаяния и искупления существует практически для всех грехов, кроме, естественно, особо тяжких; искупление достигалось прохождением очищения водой, воздухом и огнем; очищаясь этими стихиями, душа со временем — часто лишь спустя много лет, — могла достигнуть полного искупления грехов и вознестись в небесную обитель; и восхождение это было настолько тяжелым или легким, насколько была душа отягощена грузом забот, грехов и обязательств земного мира или наоборот — свободна от них. Здесь же посвященным преподавалось (насколько подробно, нам неизвестно) учение о том, что боль и горе, угрызения совести и неудачи являются неизбежными последствиями греха и порока, иначе говоря, великий закон причинно- следственной связи в области нравственности; их учили, что при совершении ими каждого прегрешения, при каждой их уступке пороку душа их отступает назад или в сторону с пути восшествия к совершенству; что в дальнейшем никогда уже нельзя будет сделать так, чтобы свершенного проступка как будто никогда не было, что он вечно останется в духовной памяти, как его ни искупай впоследствии; что на протяжении Вечности душа, даже достигнув своей извечной цели, будет хранить память обо всех прегрешениях и проступках, которые в прошлом так отдалили достижение ею вожделенного совершенства.
В учении Мистерий нас, в первую очередь, привлекает тот проблеск Истины, который указывает, что, несмотря на то, что небольшие и средние проступки против нравственности и Божественной воли возможно искупить покаянием, молитвами, человеколюбивыми поступками и духовным очищением, серьезные преступления — это смертные грехи, которые этими средствами не искупить. Доступ в Элевсин был закрыт для Нерона, а потом языческие жрецы сказали христианину Константину, что среди всех средств искупления не существует настолько могущественного, чтобы снять с его души грех женоубийства, не говоря уже обо всех прочих его преступлениях против своих ближних, среди которых немало было убийств и покушений на убийство.
Целью Мистерий древности было совершенствование человека и развитие его разума, изменение природы его души, ее путей и конечной цели, ее отношений с телом и вселенской природой, — все это составляло священную Науку, которой были посвящены тайные уроки посвященных древности. Считалось, что инициация предназначена для совершенствования человеческой души и спасения ее Божественной составляющей, часто перегруженной грубыми, земными, материальными наслоениями, от погружения во мрак, препятствующий ее возвращению к Богу и воссоединению с Ним. Душа для мистов была не абстракцией, не пустой философской концепцией, а реальностью, включавшей в себя жизнь и мышление, или, точнее, жизнь и мышление были ее сутью. Душа для них была материальной — но не самой грубой, инертной, пассивной, безжизненной, недвижимой, бесформенной и темной материей. Ее считали активной, действующей, думающей, размышляющей; она родилась в возвышеннейших небесных чертогах, откуда снизошла на Землю для того, чтобы оживлять, освещать, придавать форму и движение, одушевлять и развивать грубую и низменную материю; ей суждено снова воспарить в свои родные небесные чертоги, как только она окажется в состоянии избавиться от гнета материи и разорвать всякие связи с ней. Из этой первичной субстанции, Божественной, беспредельно тонкой и активной, несущей первозданный Свет, проистекли души всех людей, и только за их счет, когда они соединяются с материальными телами, живут люди.
Таково было учение Пифагора, который воспринял его от египетских иерофантов в ходе посвящения в Мистерии; таковы были учения и всех прочих мыслителей, которые путем прохождения церемониального посвящения в Мистерии очистили свои души. У Вергилия дух Анхиса¹ наставляет в этом учении Энея², сообщая, что все ритуалы очищения и искупления, содержащиеся в Мистериях, являются аллегорическим отображением различных этапов духовного очищения, которое должна пройти душа, дабы избавиться от всех следов порока земного существования, дабы вырваться из земной тюрьмы и снова вознестись в те области, откуда она была низринута на Землю.
Отсюда происходит и учение о переселении душ, которое сам Пифагор преподавал тоже как аллегорию, а его последователи уже начали воспринимать буквально. Как и Пифагор, Платон создал свое учение на основе доктрин восточных Мистерий, предприняв попытку перевести использовавшийся иерофантами язык символов на язык философии и доказать посредством логических аргументов и философской дедукции то, что мисты, повинуясь своему чувству, преподавали посвященным как неоспоримый факт, а именно бессмертие души. К тому же стремился и Цицерон; он даже шел несколько дальше, утверждая, что боги — это всего лишь обычные смертные, своей добродетельной жизнью и верной службой Высшему Благу заслужившие того, чтобы их души вознеслись в небесную обитель.
Одновременно с преподаванием этого учения — или посредством аллегорий для немногих избранных, или же для всех посвященных по прошествии нескольких лет мистериального служения, но уже в форме наставления о буквальном посмертном переселении душ грешников в тех животных, с образами которых в наибольшей степени связаны совершенные ими при жизни прегрешения, — также преподавалась и способность души избавиться от этого нежелательного переселения, которое могло повторяться бесконечное число раз, через следование добродетели, способной очистить человека от грехов и вырвать его душу из непрерывного круга перевоплощений, возвратив ее к ее Истоку. Отсюда становится ясно, почему ни о чем другом так усердно не молили посвященные богов, если верить Проклу, как о спасении их из царства Зла и возвращении им Истинной Жизни, то есть возвращении в духовную обитель вечного покоя. Скорее всего, именно это учение иллюстрировали изображения животных и сказочных чудовищ, которые показывались посвященным перед тем, как допустить их к лицезрению священного Света, которого они так жаждали.
Платон пишет, что душам не суждено избавиться от своей порочной сущности, пока вечное вращение Земли само не возвратит им изначальную чистоту, утраченную ими в течение земной жизни под смертоносным влиянием огня, земли и воздуха. Также он утверждает, что душа не может быть допущена на Небеса, пока не доказала свою верность путям добродетели на протяжении пребывания, по крайней мере, в трех телах. Манихеи говорили о пяти телах; Пиндар — о трех, как Платон и иудеи.
Цицерон же говорит, что древние пророки и толкователи воли богов во время своих религиозных церемоний и посвящений в свои таинства учили, что в течение земной жизни мы обязательно должны искупить прегрешения жизни прошлой, и только ради этого мы рождаемся на свет. Мистерии учили тому, что человеческая душа обязательно должна пройти несколько стадий в своем развитии и что все горести и неудачи настоящей жизни даются нам во искупление грехов жизни прошлой.
Учение о переселении душ было широко распространено, как пишет Порфирий, среди персидских магов. Вообще оно было распространено и на Востоке и на Западе с древнейших времен. Геродот пишет, что египтяне ограничивали время странствия души из одного человеческого тела через тела животных, птиц и рыб в другое человеческое тело тремя тысячами лет. Эмпедокл³ утверждает даже, что человеческая душа может вселиться в растение. Из растений для него самым достойным является лавр, а из зверей — лев; и лавр, и лев были посвящены Солнцу, а на Востоке считалось, что именно туда отправляются после смерти души праведников. То же самое учение исповедовали курды⁴, китайцы и ученые каббалисты. Ориген писал, что епископ Синезий, посвященный в Мистерии, так молился Богу: «Отче, не допусти душу мою по воссоединении ее со Светом, возвернуться на греховную Землю/». Тому же учили гностики; и даже апостолы Христа вопрошали Учителя, не наказан ли слепец своей слепотой за грехи прошлой жизни⁵.
Вергилий в своей знаменитой аллегории, где он развивает учение Мистерий, также исследует доктрину большинства философов древности о предсуществовании душ в вечном огне, породившем их, в том самом огне, который одухотворяет звезды и пронизывает всю Природу, а также о том, что очищение души огнем, водой и воздухом, практикуемое в Мистериях Вакха, было символом перевоплощения души в различные тела.
В основе учения Мистерий лежала наука о взаимоотношениях человеческой души и всей остальной Природы. Мир и окружающая его духовная сфера изображались на стенах храмов Мистерий в виде мифологического первояйца, расположенного рядом с образом солнечного бога. Во время посвящения в Мистерии Вакха этому богу посвящали знаменитое Орфическое яйцо⁶. Платон утверждает, что оно было символом Вселенной, все порождающей и все содержащей в себе. «Спросите у посвященных в Мистерии Вакха, — пишет Макробий, — которые превыше всего чтут священное яйцо…». Округлая, почти сферическая его форма, окружающая содержимое со всех сторон и заключающая в себе зачаток жизни, полагает философ, служила символом мира, а мир — это вселенский Первопринцип всех содержащихся в нем вещей.
Этот символ был позаимствован народами древности у египтян, которые посвящали мировое яйцо Осирису, источнику Света, по утверждению Диодора, родившемуся из этого яйца. В Фивах, что в Верхнем Египте, сохранилось изображение Осириса, изо рта которого появляется это яйцо, одновременно самопорождая первопринцип Света — Вулкана⁷, или Пта. Изображение этого яйца можно встретить даже в Японии, где оно помещается между рогами великого митраистского Быка, атрибуты которого позаимствовали и Осирис, и Апис, и Вакх.
Орфей, основатель греческих Мистерий, которые он фактически перенес на новую почву из Египта, сделал этот символ воистину священным; он учил, что материя — безвидная и несотворенная — существовала еще до начала времен в неорганизованном хаосе; в ней содержались все изначальные принципы Бытия, но в перемешанном и нечистом виде — свет был смешан с тьмой, сухость — с жидкостью, жар — с холодом; со временем, однако, материя организовалась и приобрела облик гигантского яйца, таким образом, состоявшего из чистейшей материи, изначальной субстанции, а все остальное преобразовалось в четыре стихии, породившие, в свою очередь небо, землю и все вещи между ними. Орфей наставлял своих посвященных в этом великом космогоническом учении во время своих Мистерий, и именно так разъясняли иерофанты кандидатам значение мистического яйца, которое те видели в святилище.
Посвященный лицезрел всю Вселенную в ее изначальной, первичной организации, и она сама должна была обучить его своим таинствам и посвятить в свои Мистерии; Клемент Александрийский так и пишет, что посвящение было чисто физиологическим актом.
Так и Пан, солнечный бог Мистерий неоорфиков, появился на свет из яйца — символа первичного хаоса; а персы верили в рождение из яйца Ормузда. А Санхониафон⁸ учит нас, что, в соответствии с учением финикийской теологии, первичный хаос приобрел форму яйца: «Вот урок сына Фавиона, первого иерофанта финикийского, претворенный в аллегорию, в которой смешались физика и астрономия, и преподанный им другим иерофантам, возглавлявшим, по долгу своему, оргии и посвящения; те же, в стремлении внушить народу елико возможно больший трепет и восхищение, усердно передавали усвоенные знания своим наследникам и другим посвященным».
Мистерии также учили тому, что Первопричина состоит из двух частей — Активной Причины и Пассивной Причины, и символами их являются Осирис и Исида, то есть Небо и Земля. Эти две великие Причины, на которые, по легенде, в начале времен сама по себе разделилась изначально единая Первопричина, были двумя великими богами, которым, по свидетельству Варрона⁹, поклонялись посвященные в Мистерии Самофракии. Он пишет: «Как учили посвященных в самофракийские таинства тамошние жрецы, Земля и Небо были двумя первыми и самыми великими богами. Этим великим богам до сих пор поклоняются на том острове, а имена их начертаны также в книгах наших авгуров. Одно из этих божеств мужского пола, а второе — женского, а между собой они находятся в тех же отношениях, что человеческая душа — с телом, а сухость — с влажностью». Критские¹⁰ жрецы-куреты¹¹ возвели на своем острове жертвенник божествам Неба и Земли, Мистерии которых они праздновали в кипарисовой роще неподалеку от Кносса¹².
Этих первых богов — Активную и Пассивную изначальные Причины — часто изображали в виде мужских и женских детородных органов, изображать каковые в те времена не считалось постыдным или непристойным; так в Мистериях появились символы плодородия и зарождения жизни — фаллос и ктеис¹³. Индийский лингам был символом их единения, как и корабль с мачтой, и точка внутри круга; все эти эмблемы отражали древнюю философскую концепцию единства двух великих Первопричин Природы, совместно участвующих, одна — пассивно, другая — активно, в порождении всего и вся; а их порождения символизировали образы, ныне известные нам как Близнецы, потому что в те отдаленные времена Солнце пребывало как раз в этом зодиакальном знаке, мифологически представлявшем тогда разнополую пару, в день Весеннего равноденствия; а знак фаллоса как символ плодородия и зарождения новой жизни, скорее всего, был позаимствован древними у Тельца, открывшего в этот день за 25 000 лет до начала христианской эры зодиакальный цикл.
По свидетельству Прокла, посвящение в Элевсинские Мистерии начиналось с призывания двух природных Первопричин — Неба и Земли, на последовательной смене которых друг другом посвященные и концентрировали свое внимание, к каждой из них обращаясь с молитвой. Они полагали это своим долгом, поскольку видели в них своих и всеобщих Отца и Мать. На языке теологии схождение этих двух первичных агенсов вселенского круговорота именовалось браком. Тертуллиан, обвиняя валентиниан в заимствовании этих символов из символики Элевсинских Мистерий, тем не менее, отмечает, что в этих Мистериях данные символы толковали в смысле, совместимом с понятиями нравственности, как природные силы. Сам он был настолько слаб в философии, что оказался не в состоянии понять высшее эзотерическое значение этих эмблем, но тебе оно будет раскрыто позже, если и когда тебя допустят к посвящению в высшие градусы.
Святые отцы христианской церкви буквально соревновались между собой в очернении и осмеянии этих символов. Однако, поскольку в незапамятные времена они обладали совершенно пристойным и общеупотребительным значением и на груди их носили даже невинные дети и добродетельные матери семейства, нам видится более разумным приступить к тщательному и непредвзятому изучению их смысла. Диодор Сицилийский пишет, что отнюдь не только египтяне, но и все прочие народы, почитавшие этот символ (фаллос), полагали, что тем самым воздают хвалу Активной, производящей жизнь Силе Природы, порождающей все вещи в мире. От географа Птолемея¹⁴ мы узнаем, что по той же причине ему поклонялись в Персии и Ассирии. Прокл также замечает, что в древней астрологии двенадцать знаков Зодиака поровну — по шесть — распределялись между мужским и женским Первопринципами.
В Природе существует разделение и еще по одному признаку, который во все времена в высшей степени интересовал думающих людей и о котором просто не могли забыть жрецы Мистерий: это был принцип разделения света и тени, дня и ночи, Добра и Зла, которые перемешиваются между собой, бегут друг от друга и стремятся друг к другу на протяжении всего времени существования Вселенной. Великое символическое Яйцо определенно напоминало кандидатам об этом великом разделении мировых принципов. Плутарх, говоря о догматике Божественного Провидения и о Первопринципах Добра и Зла, лежащих, по его мнению, в основании всей древней теологии, учений оргий и Мистерий и у греков, и у варваров, учений, истоки которых, по его мнению, теряются в темных глубинах Времени, — в подтверждение своей теории приводил данные о поклонении мистическому яйцу учеников Зороастра и посвященных в Мистерии Митры.
Во время посвящения в Элевсинские Мистерии кандидатам демонстрировали вечную смену периодов владычества этих принципов в виде смены перед их глазами полной тьмы ослепительным светом, и наоборот. Тьму, наполненную проносящимися мимо них с ужасными стонами и криками тенями, сменяло слепящее сияние, исходящее от статуи богини. Кандидат, пишет Дион Хризостом¹⁵, входил в таинственный храм поражавших воображение красоты и величия, где его взору представали многочисленные таинственные сцены, разыгрываемые жрецами; в уши его проникали пронзительные звуки множества голосов; свет и тьма постоянно сменяли друг друга перед его глазами. А Фемистий¹⁶ пишет, что, входя в ту часть святилища, где располагалось изображение богини, кандидат бывал исполнен священного ужаса и высшего почтения, особенно во время продолжительного блуждания в полной тьме по нескончаемым коридорам, ведшим к свету. Но потом иерофант открывал перед ним врата внутреннего святилища и совлекал со статуи богини покрывало, представляя ее посвященному во всем блеске нестерпимого сияния. Мрак и тягостная атмосфера, окружавшие кандидата, исчезали, точно их никогда не было, его наполняла живая и светлая жизненная энергия, и душа его возвышалась к Небу из адских глубин порока, в которые была погружена до этого; тьма в его душе сменялась неземным, вечным Светом.
Из отрывка сочинения того же автора, сохраненного для нас Стобием¹⁷, мы узнаем, что до самого мига завершения посвящения перед кандидатом представали все более и более пугающие картины; его душа постоянно пребывала в плену священного ужаса; он дрожал; он истекал холодным потом, — и наконец его взору открывался истинный, слепящий священный Свет; перед ним представали картины Элизия с чарующими полянами под блистающим голубым небом; там царили веселье, радость, праздничные танцы, повсюду раздавалось гармоничное пение волшебных голосов иерофантов, взору рисовались волшебные, радостные картины всеобщего счастья. Затем, совершенно свободный и очистившийся от уз греха, кандидат смешивался с толпой счастливых посвященных, увенчанных гирляндами прекрасных цветов, чтобы вместе с ними принять участие в священной оргии в этом вольном мире чистого эфира¹⁸, в царстве Ормузда.
В Мистериях Исиды кандидат сначала проходил мрачной долиной смертных теней; потом он попадал в зал, в котором содержались все основные стихии и составляющие подлунного мира, вечно сражающиеся и соревнующиеся между собой; и наконец он оказывался в помещении, ярко освещенном лучами вечного и могущественного Солнца, навсегда прогоняющего все тени и все ночные страхи. Его самого облачали в одежды солнечного бога, или видимого источника небесного Света, в посвященные которому Мистерии он проходил инициацию; он навечно покидал царство Тьмы, чтобы вступить в царство Света. После того, как нога его попирала порог царства Плутона, он возвышался в Эмпиреи¹⁹, в царство Вечного Вселенского Принципа Света, породившего души всех людей и их разум.
Плутарх признает, что понятие об этих двух принципах лежало в основе всех Мистерий древности, особенно в Греции. Осирис и Тифон, Ормузд и Ариман, Вакх и титаны, или гиганты, — все они олицетворяли эти два принципа. Пан, сияющий бог, родившийся из священного Яйца, и Ночь держали в руках скипетры управления Мистериями Вакха. Ночь и День были среди восьми божеств, почитавшихся в Мистериях Осириса. Пребывание Прозерпины, равно как и Адониса, по полгода в верхнем мире — обители Света, и по полгода — в обители Тьмы, то есть в нижнем мире, аллегорически символизировало все тот же вселенский принцип разделения.
Связь различных церемоний мистериального посвящения с днями равноденствий, астрономически разделяющих царства Света и Тьмы и определяющих тот миг, когда одно из них одерживает победу над другим, наглядно демонстрирует, что в основе данного учения лежала идея постоянного противоборства этих двух царств, каждое из которых в течение года бывает и победителем, и побежденным. Сам мистериальный «символ веры» доказывает, что в ее основе лежало понятие о двух основополагающих принципах и их связи с человеческой душой. «Мы празднуем величественные Мистерии Цереры и Прозерпины, — пишет император Юлиан, — в день Осеннего равноденствия, чтобы боги даровали нашим душам избавление от жестоких сил Тьмы, которые в этот день побеждают силы Света и вступают в права властителей всей Природы». Саллюст Философ пишет практически то же самое о связи человеческой души со сменой света тьмой, и наоборот, в течение астрономического года, напоминая, что именно с этим процессом были связаны в древней Греции всенародные празднества. А во всех толкованиях Макробия на священные солнечные мифы, в которых великое светило выступает в образах Осириса, Гора, Адониса, Атиса, Вакха и др., мы неизменно видим, что здесь также имеется в виду теория о существовании двух Первопринципов — Света и Тьмы — и их вечном противоборстве с переменным успехом. В апреле обычно праздновалась победа дневного Света над ночной Тьмой; Макробий добавляет, что так, радуясь и плача, люди отмечали основные события годового цикла развития природы.
Таким образом, мы подходим к описанию трагических событий, происходивших, согласно легенде, с Принципом Света, ведущим постоянную войну с Принципом Тьмы и попеременно одерживающим в ней победу и терпящим поражение. Это самая таинственная часть посвящения в учение древних Мистерий, которая представляет неизменный интерес для всех масонов, оплакивающих гибель Великого Мастера Хир-Ома. Геродот набрасывает на эти события пелену величественной тайны и полного молчания. Говоря о храме Минервы, или Исиды, именуемой Матерью Бога Солнца, чьи Мистерии в Саисе называли «Исидическими», он, тем не менее, упоминает о некоей гробнице, расположенной у задней стены часовни на задворках храма Мистерий, и пишет: «Это гробница человека, имя которого мое почтение к нему заставляет оставить нераскрытым. Внутри храма были высокие каменные обелиски [фаллосы] и обширное озеро, мощенное камнем и окруженное каменным парапетом. Мне оно показалось таким же большим, как озеро на Делосе²⁰ [где праздновались Мистерии Аполлона]. В этом озере египтяне и проводят религиозные церемонии, именуемые ими Мистериями, в которых живыми картинами представлены приключения бога, упомянутого мной ранее». Этим богом был Осирис, умерщвленный Тифоном, спустившийся в мир теней, а затем воскресший к новой жизни.
Это описание неизменно напоминает нам о гробнице Мастера Хир-Ома, его гибели и восстании из мертвых, также символизирующем возрождение жизни вообще, равно как и о Медном море Иерусалимского Храма. Геродот добавляет: «Я накладываю на свои уста печать совершенного молчания обо всем, что относится к этим Мистериям, с большинством которых я знаком. Столь же немного я могу поведать о посвящении в таинства Цереры, именуемые греками Фесмофориями²¹. То же, что я все-таки расскажу, не нарушит закон моего высшего почтения к этой вере».
Афинагор²² приводит этот отрывок для того, чтобы доказать, что египтяне показывали посвященным в их таинства не только статую, но и саму гробницу Осириса и разыгрывали для них трагические обстоятельства гибели бога; также он добавляет, что египетские жрецы проводили траурные церемонии в память о своих богах, чью смерть они оплакивали и которым приносили жертвы как вечным сущностям, достигшим совершенного бессмертия.
Таким образом, становится довольно легко сопоставить лучи света, исходящие от различных священных статуй и других объектов поклонения в разных святилищах, чтобы понять, что цель всех посвящений и идея, лежащая в их основании, была одна и та же. Однако мы располагаем одними намеками: фактов и подробностей у нас в руках практически нет.
Нам известно, что египтяне поклонялись Солнцу под именем Осириса. Несчастья и трагическая гибель этого бога были аллегорическим отражением природы и небесного пути этого светила. Тифон, как и Ариман, олицетворял Тьму. Страдания и гибель Осириса в Мистериях Ночи символически отражали природные феномены и, в частности, противоборство двух великих Первопринципов Природы, сражающихся за владычество над ми-ром, оказывая постоянное и сильное влияние на человеческие души. Солнце никогда не рождается, не умирает и не возрождается вновь, так что все эти представления имели своей целью сообщить кандидату некую высшую истину под аллегорическим покровом.
Гор, сын Исиды, и Аполлон, сын Солнца, также умирали, а потом возрождались к жизни и возвращались к матерям; жрецы Исиды отмечали эти два события последовательно траурными и праздничными церемониями.
Мистерии Финикии, учрежденные в честь Таммуза, или Адониса, также солнечных богов, посвященным также демонстрировали сцены смерти и воскресения и богов, и — в более широком смысле — великого светила. От Мерсия²³ и Плутарха мы узнаем, что кандидатам там показывали статую мертвого молодого человека. Ее осыпали цветами, ее оплакивали прекрасные девушки; потом ее помещали в гробницу. Именно эти церемонии, утверждают Плутарх и Овидий, впоследствии проникли в Грецию.
В Мистериях солнечного бога Митры в Малой Азии, Армении²⁴ и Персии посвященные отмечали смерть и последующее воскресение бога сначала бурным выражением горя, а потом — столь же бурной радостью. Юлий Фирмик²⁵ пишет, что кандидатам показывали мертвое тело, называя его телом погибшего Митры, после чего громогласно возвещалось о его воскресении; потом жрецы призывали кандидатов возрадоваться воскресению бога вместе со всем народом, потому что своими смертью и воскресением он спас все человечество. За три месяца до этого широко праздновалось рождение Митры, и жрецы повсюду носили изображение младенца. Происходило это 25 декабря, то есть за восемь дней до Январских календ²⁶.
В Греции, в Мистериях того же самого бога, именовавшегося в этой стране Вакхом, жрецы разыгрывали в лицах его гибель от рук титанов, нисхождение в мир теней, а затем возрождение к жизни и вознесение к своему Изначальному Принципу, то есть в чистую Небесную обитель, откуда он ранее снизошел на Землю, дабы смешаться с материей. На островах Хиос²⁷ и Тенедос²⁸ смерть бога отмечалась человеческим жертвоприношением, обычно приговоренного к смерти преступника.
Страдания и гибель того же самого солнечного бога, известного во Фригии под именем Атиса, как сообщает Диодор Сицилийский, ежегодно разыгрывались жрецами Мистерий Кибелы — Матери всех богов. Они носили по улицам городов изображение мертвого молодого человека, над могилой которого проливали горькие слезы и которому воздавали посмертные почести как величайшему из героев.
В самофракийских Мистериях великих богов кабиров жрецы также представляли смерть одного из них. Они присвоили Солнцу это имя, потому что древние астрономы называли Кабиром²⁹ и Самофракием двух великих богов из созвездия Близнецов; греки называли их Аполлоном и Гераклом, а эти имена являются уже греческими названиями Солнца. Афинион пишет, что злодейски умерщвленный юный Кабир был тем же самым богом, что и Дионис, или Вакх, греков. Пеласги³⁰, древние обитатели Греции, впоследствии населившие Самофракию, праздновали Мистерии, происхождение которых неизвестно, в честь Кастора и Поллукса, считавшихся покровителями мореходов.
Гробница Аполлона находилась в Дельфах³¹; его тело поместили туда после того, как Пифон — Полярный Змей, возвещающий приход осени, холода, тьмы и зимы, — убил его; 25 марта, в день Весеннего равноденствия, солнечный бог, воскреснув из гроба и возвратившись в созвездие Овна³², праздновал свою победу над Змеем. На Крите Юпитер³³ — Амон, то есть Солнце в созвездии Овна, изображался с атрибутами этого зодиакального знака в день Равноденствия; этот Амон, по мнению Марциана Капеллы³⁴, был тем же самым богом, что Осирис, Адонай, Адонис, Атис и прочие солнечные боги; у него также были собственная гробница и собственные Мистерии, при посвящении в которые одной из основных церемоний было облачение кандидата в шкуру белого ягненка. В этой церемонии мы видим первоисточник масонской церемонии облачения вновь принятого Ученика в белый запон из кожи ягненка.
Все эти смерти и воскресения, вся эта погребальная символика, эти празднества и оплакивания, эти гробницы, возведенные в память о солнечных богах, которых разные народы почитали под разными именами, в разных странах мира служили одной лишь цели: поведать посвященным о событиях, происходивших в этом земном, материальном мире с Природным Светом, тем духовным огнем, от которого, как считалось, произошли все наши души, который вечно сражается с царством Тьмы, обитающим в людских сердцах и враждебным Первопринципу Добра, проистекающему от Всевышнего Божества. Клемент Александрийский пишет, что все эти Мистерии, все эти религии, символами которых были ужасные трагедии смерти богов и их гробницы, в действительности имели одну основу, только представленную в различных формах; основой этой служило аллегорическое повествование о смерти и воскресении Солнца, Души Природы, принципа жизни и движения всего подлунного мира и источника нашего разума, являющегося всего лишь малой частью вечного Света, излучаемого этой величественной звездой.
По легенде, именно в солнечном огне проходят очищение человеческие души, и именно на Солнце они возносятся. Солнце, пишет Порфирий, — это своего рода врата, через которые души возносятся в обитель вечного Света и Добра. Поэтому в Мистериях Элевсина дадук (факелоносец), второй по значению жрец после иерофанта³⁵, олицетворяющего Демиурга, или Творца Вселенной, сам располагался в центре храмового святилища и олицетворял Солнце.
Также считалось, что все перипетии, происходящие с Отцом Света, солнечным богом, оказывают непосредственное влияние на все происходящее с душами людей; ведь они состоят из того же вещества, что и он, а посему должны претерпевать все выпадающее на его долю. Об этом пишут император Юлиан и философ Саллюст. Они страдают вместе с ним, они вместе с ним радуются очередной победе над Первопринципом Тьмы, вечно мешающим счастью человеческих душ, потому что для них не существует ничего страшнее тьмы. Мистерии позволяли посвященным насладиться плодами учения Отца Света, солнечного бога, его страданий, его убийства Первопринципом Тьмы и Зла и последующего воскресения. «Его смерть — твое спасение/» — возглашал старший жрец Митры. В этом была величайшая тайна всего религиозного представления и главный его результат — воскресение солнечного бога, заново вернувшего себе победу над силами Тьмы и разделившего ее со всеми душами, праведная земная жизнь и очищение от всех земных пороков для заслуживших участия в этом торжестве сиятельной победы; он притягивал к себе эти души, а они не имели силы сопротивляться его властному призыву, да и помыслить о подобном не могли.
Посвященному также демонстрировали образы основных агентов Первопричины и распределение их по миру, перед ним представали образы мира, поражающего своей соразмерностью и высшим, Божественным порядком. Сама Вселенная является для человека прообразом первого Храма в честь и во Имя Верховного Божества. Расположение и измерения Храма Царя Соломона в Иерусалиме, его внутреннее убранство, символические орнаменты, облачение первосвященника, — все это, по мнению Клемента Александрийского, Иосифа Флавия и Филона, было аллегорическим образом мироустройства. Клемент пишет, что в Храме было множество символов сменяющих друг друга времен года, Солнца, Луны, планет, созвездий Большой и Малой Медведиц, знаков Зодиака, стихий и т. д.
Иосиф Флавий, описывая одеяние первосвященника, стремясь тем самым опровергнуть обвинение в богохульстве, выдвигаемое против иудеев окрестными народами в силу того, что народ Израиля презирал их языческих божеств, утверждает, что обвинение это ложно, поскольку в символике устройства Скинии, облачения священников, приносивших в ней жертвы, священных сосудов в той или иной форме представлена вся Вселенная. Из трех составляющих частей Храма, утверждает он, две символизируют Землю и Море, открытые для всех людей, а третья — Небо, обитель Господа, в которой пребывает лишь Он один. Двенадцать хлебов предложения воплощают двенадцать месяцев астрономического года. Подсвечник символизирует двенадцать знаков Зодиака, через которые в течение космического цикла проходят семь планет, представленные семью светочами подсвечника; завесы четырех цветов символизируют четыре стихии; хитон первосвященника — Землю; голубая верхняя риза — Небо; четырехцветный ефод — всю Природу; золото — Свет; наперсник в середине груди — расположение Земли в центре Вселенной; два сердолика, крепящие наперсник к шнурам, — Солнце и Луну; двенадцать драгоценных камней, расположенные на наперснике в четыре ряда по три — по числу времен года — символизировали также двенадцать месяцев года и соответствующие им знаки Зодиака. Даже хлеба предложения были расположены на жертвеннике двумя горками, по шесть в каждой, как знаки Зодиака по обе стороны от экватора. Эти толкования признают и Клемент, в высшей степени образованный епископ Александрийский, и Филон.
Гермес называет Зодиак Великим Шатром — Скинией (Tabernaculum). В степени Царственного Свода Американского Устава³⁶ в Скинии присутствуют четыре завесы разных цветов, каждому из которых соответствует свое знамя. Эти цвета — белый, синий, лиловый и пурпурный, а на знаменах изображены бык, лев, человек и орел, символы созвездий, в которых пребывало Солнце в дни равноденствий и солнцестояний за 2500 лет до нашей эры; в них расположены также четыре звезды: Альдебаран³⁷, Регул³⁸, Фомальгот³⁹и Антарес⁴⁰. На каждой из четырех завес — по три слова, и каждому разделу Зодиака — в соответствии с вышеупомянутыми звездами — соответствуют три знака. Четыре знака: Телец⁴¹, Лев, Скорпион и Водолей⁴², — именовались недвижимыми знаками, раз и навсегда соотнесенными с четырьмя завесами.