И наконец, венчая череду всех этих нескончаемых вопросов, возникает главный и основной вопрос: «А что потом?». Это вопрос о новой Жизни, о судьбе и предназначении нашей Души, а также тысячи и тысячи сопутствующих менее важных вопросов относительно материи, духа, будущего и Бога, породившие все основные мировые философские системы, всякую метафизику и теологию с самого начала времен.
Мы до некоторой степени уже составили представление о том, что думали об этих великих вопросах лучшие и глубочайшие умы человечества. Мы попытались в общих чертах ознакомить тебя с доктриной эманаций, разработанной мудрецами древнего Востока и гностиками. Мы рассказали тебе об учениях каббалистов, ессеев и Филона Иудея. Мы рассказали о том, как древняя мифология развилась из толкования небесных явлений в разные периоды астрономического года. Мы рассказали тебе о древних учениях, посредством которых люди пытались объяснить для себя и окружающих существование в мире зла, в некоторой степени мы раскрыли тебе метафизические представления о Боге вообще. Однако многое из того, что мы способны тебе поведать, мы еще не затрагивали в своих наставлениях. Мы всего лишь стоим на берегу необъятного океана Времени; перед нами простирается неровная поверхность бурных волн Прошлого; эти волны выбрасываются на берег и омывают наши ноги, погрязшие в золотом прибрежном песке, принося нам свидетельство непостижимых глубин: раковины моллюсков, грубо оторванные от корней донные травы и водоросли, окатанную гальку, — и всё; из всех не постижимых силами разума сокровищ, таящихся в глубине, мы получаем только это под звуки торжественного гимна, который снова и снова распевают своим ревом волны.
Давайте же еще раз, в последний раз, соберем на берегах этого величественного океана немного свидетельств далекого прошлого и вслушаемся в то, что они скажут нам, вслушаемся в могучий голос самого Океана, в отрывки мировой симфонии, слышащиеся в его реве, в неровной череде его звуков, доносящихся до нас из прошлого.
Различные религии, обряды и легенды прямо или косвенно выражают несколько основополагающих идей древних Мистерий относительно Бога. Хитросплетения древних языческих пантеонов свидетельствуют только о непростых путях постижения древними народами мистической природы Всемогущего Божества; о прекрасных по форме, но совершенно не действенных попытках этих народов истолковать для самих себя величие зримой природы, например, прекрасные цветы, произраставшие повсюду, где прошла вечно юная Психея, отправившаяся на поиски бессмертного своего возлюбленного. Теории и понятия во всем многообразии своих истинных и ложных свидетельств являются в той или иной степени средствами достижения одной и той же цели. Каждая религия представляет собой эмбрион философии, попытку древних народов истолковать средствами разума непостижимое; и только когда в мире появилась философия в ее современном виде, совершенствовавшемся с течением времени, религия отделилась от нее и обособилась, пестуя и совершенствуя те догмы и неизменные представления, которые философия отмела. Чтобы подчеркнуть свои отличия от философии, религия обретала все новые и новые мифологические характеристики, создавала воображаемые понятия, возносилась все выше в собственных глазах, утверждала, что давно владеет тем, что неустанными поисками философия старается, но никак не может обрести, в ограниченной гордыне своей она полагала, что таинствами и посвятительными обрядами добилась полного знания обо всем относящемся к благу человечества, средствам очищения и искупления, исцелению болезней души и вознесению хвалы богам.
Зачем нам пытаться заключить идею Высшего Разума в субъективно установленные человеком границы или даже вообще исключать из многообразия представлений о Природе и всех явлениях в ней идею Бога, разработанную кем-то другим и столь же несовершенную и нуждающуюся в доработке, сколь нуждается в этом и наша собственная? «Имя Бога, — пишет Гоббс¹, — сообщается нам не для того, чтобы облегчить нам Его постижение, ибо Он непостижим, а для того, чтобы нам удобнее было возносить Ему хвалу». «Верьте в Бога и поклоняйтесь Ему, — пишет неизвестный греческий поэт, — но не изучайте Его; мысли ваши пропадут впустую; и не стремитесь понять, кто такой Бог, ибо таким своим стремлением вы оскорбите Того, Кто избрал для Себя неизвестность и непостижимость». «Стремясь постигнуть природу Абсолютного Существа, — пишет Филон, — мы неизменно падаем в бездну отчаяния, и единственная польза, которую можно извлечь из этих попыток, — это осознание их бесплодности».
Однако человек, не имея ровным счетом никакого представления о составе праха, из которого вышел, всегда пытался, как пытается и сейчас, рассуждать о природе Боге и догматами собственными силами изобретенной религии определить, то есть ограничить, понятия, еще менее понятные для него, при этом ненавидя и преследуя всех, кто таковые его представления не разделяет.
Но несмотря на то, что обретение знаний о Божественной Сущности невозможно, возникавшие в разные эпохи мнения на этот счет представляют собой определенный интерес в качестве верстовых столбов на пути духовного развития человечества вообще. История религии есть также история человеческого разума, и формируемые последним понятия о Боге всегда находятся в прямом соответствии с его нравственными и интеллектуальными свойствами в их развитии. Идея Бога является мерилом развития человеческого сознания в целом.
Негативное определение Бога, то есть полученное путем отсечения всего бренного и низменного, по мнению Филона, является единственным способом действительного постижения Божественной Природы. Исчерпав все символические средства, мы наконец приходим к элементарному противопоставлению Божественного Существа приземленному человеку и применяем к Нему превосходные степени всех известных нам качеств: «беспредельный», «всемогущий», «всезнающий», «предвечный» и пр.; в общем и целом, все они лишь свидетельствуют о неприменимости к Богу качеств, в той или иной степени ограничивающих проявления человеческой природы; таким образом, пользуясь этими определениями, мы в действительности не определяем ничего, кроме собственного невежества.
Древнееврейским словом hwhy и греческим To ON описывается абстрактное бытие, не обладающее материальными проявлениями или воплощениями. О том же свидетельствуют такие определения Бога, как «сфера с центром повсюду и поверхностью нигде», «Тот, Кто видит все, Сам оставаясь незримым», и наконец, как писал Прокл, «Το μη ον — это Тот, Кто не обладает внешним, или позитивным, бытием». Большинство известных нам идей или определений Абсолюта в сущности являются лишь совокупностью отрицаний, из которых, в силу того, что они ничего не утверждают, ничего нельзя и извлечь.
Изначально Бога видели в небесных светилах и природных стихиях. По мере «взросления» представлений человека о собственном разуме и зарождения понимания, что внутренние силы его мысли гораздо менее осязаемы, чем мельчайшие элементы природного устройства, он несколько усовершенствовал свои представления о высших силах и стал видеть в них духовный принцип, в противовес физическому. Во все времена человек всегда творил себе богов по образу и подобию своему: даже путем высшего полета своей мысли человек не способен постичь ничего, кроме возвышенной силы разума, а посему боги всегда виделись ему всего лишь предельно совершенными, но совершенно человеческими Разумами. Сперва он обожествлял Природу, потом — самого себя.
В человеке никогда не умирает вечное стремление к воссоединению с Богом. В ранний период его развития это стремление и его реализация существовали параллельно в силу неоспоримости религиозных представлений. По мере духовного возвышения понятий о Боге постепенно отмирали представления о Его земном присутствии и близости к человеку, а трудности постижения Божественной Сущности в совокупности с отвратительными суевериями, выросшими из неверных Ее толкований, со временем поставили под угрозу саму веру.
Даже небесные светочи, эти «ясные властители небес», некогда неусыпно следившие за всеми делами земными, ныне неизмеримо далеки от нас и тусклы, и светлейший Уриил² более не сходит на Землю по солнечному лучу. Однако настоящие перемены в жизни человека принесло ему именно развитие его собственных свойств, а не изменения в Божественной природе; в действительности же звезды в наше время не дальше от нас, чем в те времена, когда общепризнанным было мнение, что они покоятся на плечах титана Атласа. Тем не менее, первое пробуждение души сопровождало некоторое разочарование, некое чувство унижения, потому что разум, впервые воззрившись на Бога, был поражен осознанием головокружительного своего падения.
Надежда всегда посещает нас, когда мы в отчаянии; и во все времена все народы мира, как только их развитие выходило за некоторые рамки первичных идеалистических понятий, всеми силами начинали стараться заполнить огромную пропасть — реальную или воображаемую, — которая отделяла их от Бога. Этим как своей наиглавнейшей задачей занимались поэзия, философия и религия. Отсюда проистекают все попытки воплощения, проекции в земной мир и персонификации Божественных свойств: «силы», «разумы», «ангелы», «эманации», — посредством которых, равно как и посредством собственных бесспорных способностей к прозрению Божественного Откровения, человек оказывался в состоянии вступить в общение с Богом.
Многообразные иерархии и системы мифических существ, сотворенные разумом персов, индийцев, египтян и этрусков, руководили различными природными явлениями, и каждое из них фактически служило одной-единственной цели: приблизить человека к Богу и подарить ему более тесное общение со своим величественным Истоком; время от времени эти иерархии отступали под давлением точно таких же, может быть, только менее красочных образных систем, и тогда боги и демоны тех же Греции и Рима отступали во тьму веков, при этом лишь меняя имена, а «права и обязанности» свои передавая христианским святым и мученикам. Попытки разума преодолеть пропасть непознанного и непознаваемого при помощи наведенного моста метафизического мироощущения, вроде учений Зороастра, Пифагора или Платона, были всего лишь более утонченными формами поэтических иносказаний, утешавших грубую толпу, а человек все равно вечно с тоской обращал свой мысленный взор в прошлое, в Золотой век, когда его предки лицом к лицу общались с богами, и уповал на то, что, почитая Небеса, сможет скорее обновить и улучшить жизнь народов на островах Дальнего Запада под властью Крона или укрепить державную, централизованную власть в Иерусалиме. Искренняя его надежда преодолевала даже извечный страх смерти, ибо Божественная сила столь же бескрайня, сколь бескрайни упования человеческие, и египтяне, например, должным образом упокоенные в катакомбах Ливийской пустыни, считались уже отправившимися в Счастливые Чертоги под руководством легконогого Гермеса, дабы обрести там полное и совершенное единение с Богом.
Вспомнив то, что уже говорилось нами относительно представлений древних народов о Боге, постараемся здесь как можно меньше повторять уже сказанное, но скорее вступить в молчаливое общение с величайшими поэтическими и философскими идеями древности, постараться понять, что их носители стремились донести до нас и как они решали для себя великую задачу толкования тех противоречий, которые издревле мучили человеческий разум.
Разделение Высшей Первопричины на две части, на Активный и Пассивный Первопринципы, на Вселенский Агенс и Вселенский Пациенс, то есть представление об андрогинном Божественном Мире, является древнейшей и наиболее широко распространенной догмой философии и природной теологии. Практически все народы древности учитывали ее в своих религиозных концепциях, своих мистериях и церемониях.
Окелл Лукан³, предположительно живший вскоре после Пифагора и при Солоне, Фалесе⁴ и других известных мудрецах, то есть в 500 — 600 гг. до н. э., открыл в Италии философскую школу, где преподавались основы древнеегипетской священной науки, которая признавала не только вечность Вселенной, ее Божественную природу, не только несотворенность и бессмертие Бога как Высшего Существа, но и разделение Активной и Пассивной Сил, вместе составляющих то, что последователи данной школы называли Великим Единым, или единым андрогинным Существом, содержащим в себе все и всяческое бытие во всех возможных формах, все причины и все следствия; оно же являлось для них отлично организованной, совершенно управляемой и полной системой Природы. Окелл отлично осознавал границу, отделяющую вечно неизменное Бытие от вечно меняющегося; небесную природу — от земных тел, причины — от следствий, то, что ЕСТЬ, — от того, что только БЫВАЕТ, — иначе говоря, то различие, которое всегда находилось перед мысленным взором каждого думающего человека во все времена.
Не будем приводить пространных выдержек из его сочинений. Он полагал, что небесные тела были сотворены первыми и являются наиболее возвышенными объектами во Вселенной; они вечно движутся сами по себе по своим орбитам и никогда не меняют ни формы, ни сущности. Огонь, вода, земля и воздух изменяются постоянно и непрерывно, но не по месту действия, а по форме. Затем, поскольку в Природе существует закон зарождения и причины этого зарождения; поскольку зарождение происходит там, где имеют место изменение или перемена мест составляющих частей; поскольку причина зарождения имеет место там, где природа постоянна, — очевидно, что первопричина зарождения должна передвигаться и действовать, в то время как зарождающиеся вещи и явления творятся, а затем перемещаются в пространстве самой первопричиной. Таким образом, все пространство выше Луны является обителью богов; все пространство ниже Луны, таким образом, — это Природа, обитель противоречий и хаоса; Природа разрушает все сотворенные вещи, божественный мир их порождает. Поскольку мир в целом несотворен и неразрушим, поскольку он не имеет ни начала ни конца, порождающий его Первопринцип определенно не принадлежит к этому миру, а сосуществует с ним, оставаясь при этом сам по себе, самодостаточным.
К божественному миру относится все выше Луны, в особенности же — Солнце; все остальное — это так называемый подлунный, то есть нижний, мир. Одна из этих составных частей мироздания активна, вторая — пассивна, одна — божественна и неизменна, вторая — приземлена и постоянно меняется; таким образом, все, что мы называем «миром», или «Вселенной», обладает сложной, составной природой.
Это полностью соответствовало положениям древнеегипетской философии, гласившим, что человек и животные существовали с начала времен, то есть одновременно с самим тварным миром; что они являются следствиями его существования, вечными, как он сам. Главное деление природы на активное и пассивное начала, на системы порождения и разрушения, сосуществование двух великих Первопринципов — Небесного и Земного, — объединившихся для сотворения этого мира, учил Окелл, вечно пребывает в умах людей. «И хватит, — пишет он, — о Вселенной, порождении и разрушении, чередующихся в ней, форме ее нынешнего существования, форме, в которой она вечно будет существовать в силу вечности двух принципов, одного — вечно движущегося, и второго — вечно движимого, одного — вечно правящего, и второго — вечно управляемого».
Таково вкратце учение этого философа, работы которого являются чуть ли не самыми древними из дошедших до нас в первозданном виде. Материи, над которыми размышлял он, в те времена занимали умы практически всех людей мира; поэты в своих произведениях создавали собственные теогонии и космогонии; философы писали историю сотворения этого мира и составляющих его элементов. Иудейская космогония, приписываемая Моисею, финикийская — приписываемая Санхониафону, греческая — сведенная воедино Гесиодом⁵, египетская, атлантическая и критская — сохраненные Диодором Сицилийским, фрагменты орфической теологии, встречающиеся у различных авторов, «Бундахишн» древних персов, книги философов Индии, традиции Китая и народов Макассара⁶, космогонические песнопения, вкладываемые Вергилием в уста Иопа Карфагенского, мифы старого Силена, первая книга «Метаморфоз»⁷ Овидия⁸, — все они свидетельствуют в пользу древности и всемирного признания легенд о происхождении мира и его Первопричине.
В качестве первопричин всего и всяческого бытия всегда рассматривались Небо, Земля и наиболее значимые составляющие элементы этих двух первичных понятий: Солнце, Луна, недвижимые звезды и планеты, и превыше всего Зодиак, считались основными активными причинами бытия; пассивными его причинами считались основные стихии. Эти первопричины классифицировались не только по признаку снижения их значения и силы, начиная с Неба и Земли, но и по признакам приписываемого им пола и способа действия в процессе сотворения Вселенной.
Учение Окелла было признано практически во всем мире, потому что, повторимся, практически каждому мыслящему человеку приходили в голову те же самые мысли. Египтяне, например, руководствовались теми же соображениями, выбирая для себя животных, в которых воплощалась бы двойственная, обоеполая природа Вселенной. Их бог Кнеф, из уст которого было рождено Мировое яйцо, рассматривается автором «Клементинских признаний»⁹ как образ Гермафродита, объединяющий в себе два Первопринципа, зримыми образами которых являются Небо и Земля и которые, собственно, и порождают все вещи, традиционно полагаемые сотворенными Небом и Землей. Он являлся воплощением двойственной силы, творящей Вселенную, образ которой древние видели в Яйце. Орфей, учившийся в Египте, позаимствовал у ученых этой страны таинственные образы, скрывавшие от непосвященных науку о Природе, а затем перенес на греческую почву образ символического Яйца, символически же разделенного на две части, или первопричины, воплощая андрогинное существо, породившее Небо и Землю.
Индийские брамины воплощали понятия той же самой космогонии в созданной ими статуе божества, обладающего признаками обоих полов. Мужской пол, таким образом, воплощал Солнце, центр и Активный Первопринцип творения Вселенной, а женский — Луну, всю проистекающую из единого центра Вселенную и Пассивный Первопринцип природы, сотворенной Богом. Лингам, которому до сих пор поклоняются в индийских храмах, является образом соединения репродуктивных органов обоего пола. Индийцы во все времена с глубочайшим почтением относились к этой эмблеме обоеполости Природы и ее животворящей силы. Греки также почитали этот символ вселенского плодородия в своих потаенных Мистериях; его изображения часто встречались в святилищах Элевсина, равно как они и до сих пор встречаются среди многочисленных статуй святилищ индийских. Тертуллиан обвиняет валентиниан в принятии этого символа и поклонении ему, каковой обычай, по его словам, принес в Грецию из Египта Меламп¹⁰. Египтяне считали фаллос одним из священных символов Мистерий Осириса и Исиды, как пишут Плутарх и Диодор Сицилийский; последний утверждает также, что этот символ признавался священным не только египтянами, но и вообще всеми народами. Определенно этот символ был священным для персов и ассирийцев, да и вообще практически повсеместно он считался воплощением производительной силы и плодородия всех живых существ во Вселенной. В древности все творения Природы и все силы, действующие в ней, считались священными, как она сама.
Очевидным символом безгрешного брачного союза Природы с самой собой был брачный союз мужчины и женщины, а их репродуктивные органы, таким образом, становились первыми и самыми яркими эмблемами двойственной животворящей энергии Неба и Земли, в своем соединении порождающих все прочие существа. «Небо, — пишет Плутарх, — как верили люди в древности, исполняло роль отца, а Земля — матери. Первое оплодотворяли чрево второй живительными дождями, и Земля принимала воду в свое чрево, становясь плодородной и принося плоды». Небо, окружающее и окутывающее Землю, принимающее ее в свои объятия, является ее могущественным супругом, соединяющимся с ней, дабы сообщить ей плодородие; в его отсутствие она навечно осталась бы бесплодной и погребенной в беспредельном хаосе вечной ночи. Их союз есть святой брак; все производимое ими является потомством от этого святого брака. Небо — это наш Отец, а земная Природа — наша всеобщая единая мать.
Эта идея являлась не догмой какой-либо одной секты, но общим представлением всех мудрецов мира. «Природа была разделена, — пишет Цицерон, — на две части: одну деятельную, а вторую — подчиненную этой деятельности, воспринимающую действие и изменяемую им. Первая часть именовалась Силой, а вторая являлась материалом, в котором эта Сила проявлялась и действовала». Макробий практически слово в слово повторяет учение Окелла. Аристотель называет Землю плодовитой Матерью, со всех сторон окруженной воздухом. Над ней находится Небо, обитель богов и божественных звезд, оно состоит из эфира или постоянно перемещающегося по кругу огня, божественного и неугасимого; оно неизменно. Поднебесный мир — это обитель Природы и ее стихий, подвижных и вечно меняющихся, бренных и смертных.
Синезий пишет, что акт творения приносит плоды в тех областях Вселенной, которые мы населяем, в то время как Первопричина всего и всяческого творения пребывает над нами, в области, для нас недоступной, откуда к нам нисходят зародыши всех плодов Творения, появляющихся в нашем мире. Прокл и Симпликий считали Небо активной Первопричиной, Отцом по отношению к Земле. Первый утверждает, что мир, или Единое Целое, — это одно живое существо; творимое в нем творится им; то есть этот мир действует, причем действует сам на себя. Он разделяет Целое на Небеса и Порожденное. В области первых, пишет он, пребывают в должном порядке все первопричины творения во главе с гениями и богами. Земля, или Рея, постоянно сопоставляемая в своем плодородии с Сатурном, является матерью всех следствий претворения Первопричины, Отца, то есть Неба, лоном и грудью, воспринимающими Божественную энергию плодородия. Великий труд порождения жизни, пишет он, осуществляется, в первую очередь, при посредничестве Солнца, и, во вторую очередь, Луны; таким образом, Солнце выступает в роли изначального источника жизненной энергии, отца всех прочих богов древних пантеонов. Оно надзирает за всеми воплощениями Мужского и Женского Первопринципов во всех частях и областях Природы, сообщая первому постоянство и активность, а второму — подвижность и переменчивость. Небеса для Земли, пишет он, суть то же самое, что мужчина — для женщины. Именно движение Небес порождает семя жизни и силу плодородия, изливаемые на Землю, которая, воспринимая их, приносит плоды и вообще порождает все живое и одушевленное.
Филон пишет, что эта доктрина двух изначальных Первопричин, Активной и Пассивной, признавалась и Моисеем; однако он считает, что первая из них существует в Разуме, пребывающем вне материи.
Древние астрологи разделяли Зодиак на шесть мужских и шесть женских знаков, отождествляя их, соответственно, с шестерыми богами и шестью богинями. Древнейшими и величайшими богами всех древних народов неизменно были Небо и Земля, Уран и Гея. Их можно встретить в финикийской «Истории» Санхониафона и генеалогии греческих богов в изложении Гесиода. Во всех мифологических сводах они вступают в брак, чтобы породить всех прочих богов. «Вначале, — пишет Аполлодор¹¹, — Уран Небесный был единственным правителем во Вселенной; он взял себе в жены Гею Земную, и она родила от него множество детей». Они же были первыми богами критян и — под другими именами — армян (как пишет Берос) и панхейцев, населявших острова к югу от Аравии (как пишет Евхимер¹²). Орфей пишет о Великом Боге, Едином Целом, как об обоеполом существе, потому что, поясняет он, это божество не было бы способно ничто породить, если бы не являлось единством мужского и женского принципов, объединяющим в себе силы обоих полов. Он называет Небеса Пангенетором — Всеотцом, древнейшим из всех существ и понятий, началом и концом, объединяющим в себе все неизменно действующие и нетленные силы великой Необходимости.
Та же самая идея пользовалась широчайшим признанием и среди грубых народов Северной Европы. Для скифов Земля была супругой Юпитера. Германцы поклонялись ей под именем Герты. Кельты также поклонялись Небу и Земле, утверждая, что в отсутствие первого вторая навечно осталась бы бесплодной, и только в их брачном союзе рождаются все вещи этого мира. Скандинавы верили в Бора, бога Неба, и его сына, Фурфура, женившегося на Земле. Олаф Рудбек¹³ добавляет, что предки их были убеждены в том, что Небо в свое время женилось на Земле и, соединив свои силы с ее силами, породило в этом браке все растения и всех животных. От брака Неба и Земли произошли асы — боги североевропейских теологий. В теологиях фригийцев и лидийцев от брака Верховного Бога и Земли произошли асии; и Фирмик утверждает, что фригийцы почитали Землю превыше всех прочих стихий, полагая ее всеобщей матерью, даровавшей жизнь всему сущему.
Вергилий воспевает порождение всего сущего радостной Землей, оплодотворенной своим супругом — небесным эфиром, проникающим в ее лоно животворящими дождями. Колумелла¹⁴ воспевает любовь Природы ко всему сущему и ее брачный союз с Небом, ежегодно свершающийся радостным весенним днем. Он описывает Дух Жизни, душу всего мира, пылающую страстью высокой Любви, соединяющуюся с Природой и самой собой, ибо она также является частью Природы, и зачинающую в своей утробе все творения, которым только суждено появиться на свет. Этот союз Вселенной с самой собой, это естественное совместное действие двух природных полов он именует Великой Тайной Природы, Таинством Союза Неба и Земли, нашедшим отражение в Мистериях Атиса и Вакха.
Варрон пишет, что жители Самофракии также поклонялись двум великим божествам — Небу и Земле, которых они полагали Первопричинами всего сущего и первыми двумя богами, мужской и женской действенными силами, первая из которых сообщает второй те же свойства, что душа и движущий принцип сообщают телу, или воспринимающей материи. Этим богам поклонялись и посвященные в исландские Мистерии, и участники финикийских оргий.
Повсюду священное тело Природы было покрыто пеленой аллегорий, скрывавшей его от нескромных взоров профанов; открывалась она только взорам мудрецов, которые считают ее достойной пристального внимания и тщательного изучения. Она открывалась тем лишь, кто любил ее в духе и истине, а бессердечных и бесстрастных она оставляла в тенетах невежества и суеверий. «Мудрецы Греции, — пишет Павсаний, — никогда ничего не записывали прямым, естественным и общепринятым языком, но только иносказательно». «Природу, — добавляет Саллюст Философ, — следует воспевать лишь языком, отражающим таинственность ее свойств и действий. Она сама по себе загадка. Мы видим лишь тела в движении; движущие ими силы и побуждения сокрыты от нас». Вдохновленные богами поэты, величайшие философы, практически все теологи без исключения, иерофанты всех Мистерий древнего мира, даже изрекающие пророчества божества пользовались языком аллегорий. «Египтяне, — пишет Прокл, — предпочитали этот способ наставления и говорили о величайших таинствах Природы только мифологическими иносказаниями». Индийские гимнософисты и галльские друиды претворяли свою науку в тот же язык иносказаний, и точно таким же языком писали свои труды иерофанты Финикии.
Разделение всех вещей и явлений на активный и пассивный изначальные принципы неизменно ведет к умозаключению о существовании двух Первопринципов — Света и Тьмы, неразрывно связанных именно с данными понятиями физического мира. Свет проистекает из эфирной субстанции, составляющей Активный Первопринцип, а темнота — из Земли, или материи, составляющей Пассивный Первопринцип. У Гесиода Земля в браке с Тартаром породила Тифона, правителя сил, или гениев, Тьмы. Однако она также соединилась с небесным эфиром, или Ураном, породив олимпийских богов, или звезды.
Свет был первым божеством, которому стали поклоняться люди. Именно ему люди чувствовали себя обязанными всем великолепием Природы. Они считали его проистекающим от великого Творца всех вещей, открывающим нашим чувствам Вселенную, которую скрывает от наших глаз тьма, фактически тем самым творящим ее. Тьма, в соответствии с этим учением, наоборот, снова низводит Природу в ничто и грозит человечеству полным уничтожением.
Естественным, таким образом, становится для нас возникновение вскоре у людей представления о двух сущностях, противоположных, по своей природе, и независимых одна от другой, каждой из которых в определенной степени подвластен этот мир, причем, одна из них ведет его к счастью, а вторая — к бедствиям. Свет множит радости этого мира; Тьма лишает его их; первый — друг человека, вторая — его враг. Первому приписывали все благие свойства; второй — все злые. Синонимами стали также слова «свет» и «благо» и «тьма» и «зло». Поскольку невозможно вообразить, чтобы благо и зло проистекали из одного и того же источника, как свет и тьма не могут быть порождены одной и той же силой, человек со временем пришел к выводу о существовании двух изначальных Причин, или Первопринципов, обладающих различной природой и противоположных по своему воздействию, одна из которых рассеивает во Вселенной свет и благо, в то время как другая — тьму и зло.
Учение о разделении двух Первопринципов существовало в рамках всех мировых теологий и лежало в основе ритуальной практики всех мировых религий. В качестве основополагающего элемента оно вошло в священные сказания и космогонии античных Мистерий. «Не стоит думать, — писал Плутарх, — что принципы существования Вселенной суть неодушевленные тела, как думали Демокрит¹⁵ и Эпикур; что лишенная свойств материя организуется и управляется единым Разумом, или Провидением, царящим над всеми вещами, как считали стоики; ибо не может быть, чтобы одно существо — доброе или злое — являлось причиной всего, поскольку Бог ни в коем случае не может быть источником зла. Гармония Вселенной проистекает от единения противоположностей, подобно струнам лиры, или тетиве лука, то натягиваемым, то отпускаемым». «Благо, — пишет Еврипид, — никогда нельзя рассматривать отдельно от Зла. Они должны сливаться, чтобы все было хорошо». И, как утверждает Плутарх, это учение очень древнее: «От великих теологов и законодателей оно перешло к поэтам и философам. Создатель его неизвестен, но само понятие об этом освящено традициями развития всего человеческого рода, всеми Мистериями и жертвами, как греков, так и варваров, — всех народов, признававших учение о противоположных принципах природы, производящих в своем соединении смесь добра и зла. Необходимо признать существование двух противоположных первопричин, двух противостоящих сил, из которых одна направлена вправо, а другая — влево, и вместе они направляют нашу жизнь и весь подлунный мир, который в силу этого подвержен неисчислимым переменам и всевозможным неуравновешенностям. Ибо если невозможно следствие без причины, невозможно, чтобы благо являлось причиной зла, следовательно, в силу необходимости должна существовать некая причина зла, как существует причина блага». Это учение, добавляет он, было признано всеми без исключения народами Земли, в особенности же теми, которые славились мудростью. Все народы веровали в существование двоих богов, действующих по-разному, то есть творящих один — все благое, а второй — все порочное в природе. Первого они называли «богом», второго — «демоном». Зороастр, да и персы до него, называли первого Ормуздом, а второго — Ариманом; первый был для них сущностью Света, второй — Тьмы. Египтяне называли первого Осирисом, второго — Тифоном, вечным его врагом.
Иудеи, по крайней мере, после возвращения из Вавилонского пленения, также знали как доброго Бога, так и Его злого противника — злого и порочного духа, вечно враждующего с Богом, предводителя ангелов Тьмы, как Бог является предводителем ангелов Света. Слово «Сатана», по-древнееврейски, действительно означает просто «противник».
Халдеи, как пишет Плутарх, знали о существовании добрых и злых звезд. У греков были Юпитер и Плутон, а также гиганты и титаны, которым, как и Плутону, и Серапису, приписывались свойства Змея, образ которого принимали Ариман, Тифон и иудейский Сатана. Практически у всех народов встречается нечто подобное.
Народ нынешнего Пегу¹⁶ издревле веровал в существование двух первичных принципов, произведших на свет, соответственно, добро и зло, и воздавал почести второму, поскольку очевидным для них было, что первый и так не в состоянии принести им зло. Племена Явы, Молукка¹⁷, Золотого Берега, готтентотов, Тенерифе и Мадагаскара, дикие племена Американского континента, — все боятся и стараются отвратить от себя гнев и злобу Злого духа, а потому поклоняются ему и приносят ему жертвы.
Но среди греков, египтян, персов, халдеев и ассирийцев учение о двух Первопринципах породило совершенно иную веру — совершенную и строгую систему теологии. Она легла в основу религии магов и египетских жрецов. Автор древнего труда, традиционно приписываемого Оригену, пишет, что Пифагор усвоил от «Зарасты, мудреца Вавилонского» (наверное, Зардушта, то есть Зороастра), науку о существовании в природе двух принципов всех вещей, из которых один — это отец, а второй — мать; один — Свет, а второй — Тьма. Пифагор считал, что от Света проистекают тепло, сухость, легкость, быстрота, в то время как от Тьмы — холод, влажность, тяжесть и медлительность; что весь мир является производной от союза этих двух принципов, точно так же, как человек является производной от союза мужчины и женщины. Порфирий утверждал, что признает существование двух изначальных сил, первую из которых он называет Единством, Светом, Правой стороной, Равенством, Постоянством и Прямотой, а вторую — Двойственностью, Тьмой, Левой стороной, Неравенством, Непостоянством и Кривизной. Эти идеи он определенно вынес с Востока, поскольку в течение двенадцати лет жил в Вавилоне, обучаясь у тамошних магов. Варрон пишет, что признает два Первопринципа всех вещей: Конечность и Бесконечность, Добро и Зло, Жизнь и Смерть, День и Ночь. Белый цвет от считал относящимся к благому Первопринципу, черный — к злому; по его мнению, Свет и Тьма, Тепло и Холод, Сухость и Влага смешиваются в равных соотношениях: лето, например, является временем триумфа Света, зима — Тьмы; равные их соотношения порождают весну и осень; первая несет всему сущему здоровье, а вторая порождает болезни и ведет все живое к смерти.
Ту же самую идею он применял к восходам и закатам Солнца и, подобно магам, полагал, что телом своим Бог (у них — Ормузд) подобен Свету, а душой — Истине.
Аристотель вслед за Платоном признавал существование Первопринципа Зла, врожденного для материи и воплощенного во всем ее несовершенстве.
Персы полагали, что Ормузд, порожденный чистым светом, и Ариман, порожденный тьмой, пребывают в вечном противостоянии. Ормузд породил шестерых богов: Истину, Порядок, Милосердие, Мудрость, Богатство и добродетельную Радость. Они являлись эманациями Первопринципа Добра, его милостями, выказанными роду человеческому. В свою очередь, Ариман произвел на свет шестерых дэвов — противников шестерых воплощений Ормузда. Ормузд сделал себя втрое могущественнее, чем прежде, поднялся настолько выше Солнца, насколько Солнце выше Земли, и украсил небеса звездами, а Сириус поставил начальником стражи; после этого он сотворил двадцать четыре меньших божества и поместил их внутрь яйца, куда Ариман поместил, в свою очередь, еще двадцать четыре божества, сотворенных уже им. Внутри яйца все божества перемешались, разбили его оболочку и разнесли перемешанные добро и зло по всему миру. Феопомп¹⁸ добавляет, что, в соответствии с учением магов, в течение двух сроков по три тысячи лет каждый из этих Первопринципов будет торжествовать над своим противником; затем, в течение еще одного срока в три тысячи лет они будут пребывать в жестокой борьбе, в которой один будет непрерывно уничтожать все труды второго, и в конце времен Ариман погибнет, а люди обретут тела из прозрачного эфира и насладятся вечным блаженством.
Двенадцать божеств древней Персии — шестеро Амешаспента и шестеро дэвов, — располагающиеся, соответственно, под знаменами Света и Тьмы, являются, по сути, также и двенадцатью знаками Зодиака, и двенадцатью месяцами; ряд шести высших знаков, знаков Света, знаков весны и лета, открывает Овен; ряд шести низших знаков, знаков Тьмы, осени и зимы, открывают Весы. Ограниченное время, в противовес Времени неограниченному, то есть Вечности, есть время сотворенное и управляемое небесным движением. Оно состоит из двенадцати периодов, каждый из которых, в свою очередь, состоит из тысячи частей, которые персы называли годами. Таким образом, ежегодный солнечный цикл состоял, по учению персидских магов, из 12 000 частей, цикл прохождения светилом каждого зодиакального знака — из 3000 частей, и дабы знаки Зодиака оставались поровну разделенными между ними, Первопринцип Добра в течение 3000 лет торжествует победу над Первопринципом Зла, затем второй в течение 3000 лет торжествует победу над первым, затем в течение 6000 лет каждый из них неустанно уничтожает все труды другого, то есть каждый делает это снова в течение 3000 лет. Точно так же и Окелл из Лукании, ученик Пифагора, утверждал, что первопричиной всех следствий в подлунном мире является Зодиак, и именно от входящих в него звезд и планет проистекает все и всяческое благое или дурное влияние на дела земные.
Двадцать четыре добрых и двадцать четыре злых божества, заключенные в Яйце, — это сорок восемь созвездий небосклона древних астрологов, поровну разделенные между силами Света и Тьмы, равно как и сама небесная сфера, являющаяся, по сути, Мировым Яйцом, своей оболочкой окружающим миры и планеты, — Мировым Яйцом магов, индийцев и египтян, Яйцом, вышедшим из уст бога Кнефа. Это орфическое Яйцо греческих Мистерий, у корейцев вышедшее из уст бога Хумона, у египтян — также из уст Осириса, у современных орфиков — бога Пана, или Фанеса; это Первопринцип Света, яйцо, сокрушенное священным быком японских жрецов, чтобы выпустить из него мир; яйцо, которое греки клали у подножия статуи рогатого Вакха и из которого у Аристофана рождается Любовь, при посредничестве Ночи упорядочивающая мировой Хаос.
Таким образом, Весы, Скорпион, Змей Змееносца и Дракон Гесперид¹⁹ стали для астрологов знаками, несущими зло, то есть злыми гениями; и вся Природа рассматривалась ими как разделенная между двумя Первопринципами и между второстепенными, подчиненными им агенсами, то есть причинами. Отсюда и Михаил с его ангельскими воинствами, и Сатана с полчищами его падших собратьев. Отсюда и войны Юпитера с титанами, в которых боги Олимпа выступали на стороне Бога Света, против темных сил Земли и Хаоса; Прокл считал, что эта борьба символизирует извечное противостояние сил темной и неразумной материи живительной светлой силе, пытающейся придать ей организацию; эта теория отчасти отражается также в древнейшей теории о двух Первопринципах, один из которых вечно пребывает в светлой обители Небес, а второй — в темной и инертной материальной субстанции, вечно же сопротивляющейся порядку и благу, которые Небеса стремятся ей подарить.
Осирис побеждает Тифона, а Ормузд — Аримана в день Весеннего равноденствия, когда творческая энергия Небес и их демиургова сила проявлены наиболее сильно. В этот период Первопринцип Света и Добра побеждает Первопринцип Тьмы и Зла, и мир радуется, спасенный от зимних холода и тьмы благотворящим знаком, в который Солнце триумфально и счастливо входит сразу после своего воскресения.
Из учения о двух Первопринципах — Света и Тьмы — выросло учение о Вселенной, одухотворенной Первопринципом Вечной Жизни и Вселенской Душой, частицу которой обретает при рождении в этом мире каждое отдельно взятое бренное существо, и эта частица после смерти физического тела неизменно возвращается к своему истоку. Жизнь материи в той же степени относится к Природе, в какой к ней относится сама материя; и поскольку жизнь проявляется в движении, источники всей и всяческой жизни неизменно отождествлялись с величественными, источающими свет вечными телами, и, в первую очередь, с местом их пребывания и вечного движения — Небом, которое заставляет их вращаться в своей среде быстрее всех остальных вещей в мире. А огонь и тепло настолько тесно связаны в сознании людей с жизнью, что холод и отсутствие движения немедленно становятся синонимами смерти. Соответственно, живительный огонь, которым полыхает Солнце, производя тепло, вселяющее жизнь во все сущее, считался основополагающим принципом организации и жизни всех подлунных существ.
В соответствии с этим учением, Вселенную в ее вечной творческой деятельности не следует рассматривать просто как титаническую машину, непрестанно движимую мощным приводом, причем, ее движение переходит от периферии к центру, воздействуя во всех возможных направлениях и приводя к возникновению определенных явлений, передаваемых земным существам. Считать так — значит, признать возможность существования холодного, чисто механического движения, энергия которого никогда не может привести к зарождению жизни.
Напротив, считалось, что Вселенную следует рассматривать как единое гигантское Существо, вечно живое, вечно движущееся само и вечно движущее всем, изначально и совершенно поглощенное вечной деятельностью, сообщаемой — без всякого стороннего воздействия — всем ее частям, сводящей их воедино, творя из них единый, полный и совершенный мир. Царящие во Вселенной порядок и гармония входят в многочисленные и разнообразные планы и распорядки, составленные высшими существами, вся иерархия и организационная структура которых находится в подчинении Верховного Разума — источника всех прочих разумов, которые призваны доносить Его Волю до человека и земной жизни вообще. Поскольку вне Вселенной не существует ничего, она признается источником и вместилищем всех вещей и явлений.
У Хэремона не было причин утверждать, что древние египтяне, создатели священных мифов и почитатели Солнца и других небесных светил, видели во Вселенной только машину, полностью или частично лишенную жизни и разума; что их космогония была чисто эпикурейской, что в ней содержалось утверждение, будто бы для сотворения мира и управления им достаточно только материи и ее движения. Такое представление о сотворении мира определенно исключало бы всякую религиозную веру. Повсюду, где только встречается религиозное поклонение, нам следует разумно предполагать у народа существование божеств, способных принять это поклонение и затем, из милости к Земле и ее народу, исполнить их мольбы; и никакой народ не был так религиозен, как египетский.
Наоборот, в религиозном сознании египтян необозримое, непостижимое и неизменное вечное Существо, именуемое «Богом», или «Вселенной», обладало во всей полноте и величии той жизнью и тем разумом, которыми обладают в неизмеримо и непостижимо меньшей степени все низменные земные существа. Для них это Существо было чем-то вроде Океана, в который впадают и проникают путем испарения и конденсации все реки и ручьи, все потоки и подземная влага, перед этим из него же и народившись, изойдя отдельными потоками из его единого необъятного чрева. «Механизм» Вселенной, по их мнению, был подобен «механизму» человека и других животных, или, скорее, человек и животные считались устроенными именно так, и не иначе, потому, что так, и не иначе, устроена Вселенная, передавшая каждому своему порождению, каждому живому существу свою мельчайшую часть, вдохнув эту частицу своей души в грубую и инертную материю, составляющую тела подлунных существ. Если эта частица Мировой Души покидает тело, человек или животное немедленно умирают, но Вселенная продолжает неизменно обращаться вокруг останков их земных тел, ибо движение ее вечно и неостановимо, и она постепенно возвращает в них вечный огонь и тонкую субстанцию, оживляющую их и снова интегрируя в гигантскую массу вселенского бытия.
Таковы были представления древних о Великом Верховном Боге — Отце всех прочих богов и этого мира, или миров; об этом величественном Существе, Первопринципе всех вещей, основой бытия Которого не является ничто, кроме Него Самого, Вселенской Первопричине, Которую, собственно, и именуют Богом. Душа Вселенной, вечная, как она сама, неизмеримая, как она сама, обладающая высшей силой и постоянно многообразно действующая, проникающая своим действием во все части необъятного тела Вселенной, сообщающая регулярное симметрическое движение всем сферам, упорядочивающая все элементы бытия, оживляющая и сохраняющая все сущее, — таков был Бог Вселенной, почитавшийся древними как Верховный Бог и Бог Богов.
В «Энеиде» Анхис наставляет Энея в учении Пифагора, постигнутом им у египетских учителей, относительно души и разума Вселенной, от которых проистекли наши собственные душа и разум, а также душа и разум животных, равно как и сама наша жизнь и жизнь животных проистекла от жизни Вселенной. Небо, Земля, море, Луна и звезды, говорил он, движимы внутренним жизненным принципом, обеспечивающим их существование, великой разумной душой, проникающей во все части вселенского тела и, смешиваясь с ними, сообщающей всем им свое вечное движение. Она есть источник энергии всех живых существ. Сила, оживляющая все сущее, проистекает от вечного огня, горящего в Небесах. В своих «Георгиках» Вергилий повторяет основы этого учения; также он пишет там, что после смерти каждого живого существа одухотворявшая его частица мировой жизни возвращается к своему истоку, Первопринципу, жизненному ключу, бьющему среди звезд.
У Сервия Бог — это деятельная Причина, организующая элементы в тела, животворящее дуновение, или дух, распространяющийся по всей материи, или по всем элементам, порождая, производя на свет все вещи. Элементы составляют материальную форму нашего тела; Бог вселяет в нас душу, которая, собственно, и порождает в телах жизнь. От нее проистекают животные инстинкты, а от них — жизнь животных, пишет он; и когда они умирают, эта жизнь возвращается к Вселенской Душе и воссоединяется с ней, а их тела — с Вселенской Материей.
Тимей Локрийский, в изложении его комментатора Платона, также писал о Мировой Душе, развивая учение Пифагора, который, по словам Цицерона, считал, что Бог есть Мировая Душа, которая пребывает повсюду в Природе и от которой проистекают все прочие души. «Бог един, — пишет Пифагор, в изложении Юстина Мученика, — и Он пребывает, не как многие думают, вне этого мира, но в нем, и этот мир полон Его полнотой. Он видит все появляющееся в мире, создает всех бессмертных существ, является источником их силы и действия, всех вещей, это Свет Небесный, Отец, Разум, Душа всех существ, Движитель всех сфер».
Таким образом, в соответствии с учением Пифагора, Бог есть Единое и единственное Существо, составные части Которого пронизывают всю Вселенную и в равной степени все ее части без исключения и различий, как душа — тело человека. Он отвергал учение спиритуалистов, отделявших Бога от Вселенной, полагавших Его существующим вне Вселенной, становящейся, таким образом, не чем иным, как просто материальной машиной, объектом внешнего воздействия Абстрактной Первопричины, или Бога. Древняя теология не отделяла Бога от Вселенной. Евсевий свидетельствует, что лишь немногие мудрецы, вроде Моисея, искали Бога как Первопричину Всего, пребывающую вне этого Всего, в то время как философы Египта и Финикии, истинные авторы древнейших космогоний, помещали Первопричину внутрь сотворенной Ею Вселенной и всех ее частей, таким образом, полагая Вселенную и все ее части существующими в Боге.
Мир, или Вселенная, таким образом, уподоблялись человеку, движущий Вселенной жизненный принцип — принципу, движущему человеком, Душа Мира — человеческой душе. Поэтому Пифагор называл человека микрокосмом²⁰, то есть «маленьким миром», в миниатюре представляющим собой совокупность всех качеств, которые можно встретить и в «большой», то есть внешней, Вселенной; его разум является частицей Божественной Природы; его способность к изменению условий собственного существования и окружающих элементов, к росту и воспроизведению, позволяет ему приобщаться ко всем природным элементам. Если таким создан он, то и Вселенная, подобно ему, есть необъятное живое и разумное существо, титаническое божество, обладающее всем, чем обладает и человек: движением, жизнью, разумом, способностью к вечному продолжению своего существования (которой, правда, не обладает человек); а поскольку она обладает способностью к вечному движению и жизни, — она и есть Высшая Первопричина всего.